– Что это значит? Не хочешь ли ты сказать, что твоя жизнь не всегда состояла из дефиле и роскошных приемов?

– Не будем говорить об этом, Джек.

Гас замолчала, боясь, что начнет заикаться, если позволит себе произнести еще хотя бы слово.

Джек нагнулся, сорвал травинку и, очистив ее от грубого покрова, начал жевать нежный белый росток.

Воздух вокруг них был пропитан ароматом жимолости, и спутник Гас был столь неотразимо мужествен, что она не решалась нарушить очарование момента. Она заманила его сюда, чтобы на свободе задать ему тот самый вопрос, на который не получила ответа на берегу залива и который принес ей много неприятностей. Теперь она сформулирует его по-другому.

– Как мне заручиться твоим молчанием? – Ее голос сорвался на последнем слове, и уже совсем тихо она добавила:

– И как мне избавиться от твоего присутствия?

Джек поднял голову и посмотрел на нее пронзительными темными глазами, взгляд которых проникал в самую глубину ее души, что еще никогда никому не удавалось.

– Я исчезну, когда получу то, что мне надо, – сказал он.

– А что тебе надо?

– Мне нужна информация.

– Хорошо, – быстро согласилась она. – Спрашивай все что хочешь, и я тебе отвечу. Если, конечно, я знаю ответы.

– Ну что ж, тогда начнем. Кто родители Бриджит?

Гас не успела скрыть своего удивления:

– Зачем тебе это?

– Я спрашиваю, ты отвечаешь, так мы, кажется, договорились.

– Хорошо, тем более что тут нет никакого секрета. Бриджит – дочь моей сводной сестры Джиллиан, а Джиллиан – младшая родная сестра Лейка и Лили. Джиллиан умерла, когда Бриджит была еще младенцем. Перед смертью она попросила меня быть опекуншей Бриджит.

Гас удивило, что он не спросил ее почему. Все остальные, в том числе Лейк и Лили, спрашивали, а Лейк и Лили даже пригрозили через суд потребовать отмены решения Джиллиан, если бы не Уорд Макгенри, убедивший их не поднимать шума.

Никто не мог понять, почему Джиллиан любила Гас. Разве можно поверить, что кто-то способен любить эту дерзкую Гас Феверстоун…

– Ты относишься к ней как к собственной дочери.

– Я и люблю ее так, как если бы она была моей дочерью.

– Тогда тебе следует приглядеться к тому, как ты ее воспитываешь.

– Мне не в чем себя винить, просто я стараюсь быть ей хорошей опекуншей и делаю это как умею. Мне хотелось бы проводить с ней больше времени, но, с другой стороны, у нее есть Френсис. Думаю, теперь, когда я начну издавать журнал, все изменится.

– Я говорю не о том, сколько времени ты с ней проводишь, а о том, как ты ее воспитываешь…

– Если ты хочешь сделать мне выговор, – резко оборвала его Гас, – то, пожалуйста, избавь меня от этого.

Джек смотрел на нее изучающим взглядом.

– Бриджит точно такая, как ты. Гас. Она очаровательная девчушка, но уже успела много возомнить о себе. Она не задает вопросов и не ждет ответов, она допрашивает тебя. Она устраивает сцены, если ей в чем-то отказывают.

– Она такая же, как и все остальные дети.

Гас почувствовала укол тревоги. Неужели он прав? Неужели Бриджит ей подражает, а она подает ей плохой пример? Гас всегда хотела для Бриджит только одного: чтобы та была счастлива и здорова. Она только хотела научить девочку избегать страданий, выпавших на долю самой Гас, а это значило, что ребенку следовало закалять свой характер. Она не хотела, чтобы из девочки выросла заносчивая, самолюбивая кукла, в своих мечтах она видела Бриджит храброй и твердой.

Гас посмотрела в глаза Джека и увидела в них жалость.

Жалость, это ненавистное ей чувство, хуже которого не было ничего на свете. Вмиг куда-то исчезла тревога, а ее место заняло чувство возмущения.

– Что же ты нашел во мне плохого,? – атаковала она Джека. – Разве я беспомощная неудачница? Наоборот, у меня все получается!

Гас повернулась, чтобы уйти, но он поймал ее за руку и остановил. – Согласен, у тебя действительно все получается!

– Тогда почему ей нельзя быть такой, как я?

Свирепо глядя на него. Гас требовала ответа: почему она недостойна воспитывать ребенка и почему он вообще считает ее недостойной личностью? Она знала, что не является образцом совершенства и что у нее множество изъянов, но кто дал ему право быть судьей?

– Да потому, что ты бездушная, заносчивая сучка.

– Как ты смеешь, подонок…

Она хотела дать ему пощечину, но не могла. Он крепко схватил ее за руки и не выпускал. И как он только догадался!

– Уймись, Гас, и считай это комплиментом. Это ведь твой имидж, ты трудишься над ним день и ночь, и тебе это здорово удается. Но неужели ты хочешь сделать Бриджит своим подобием? Ты хочешь, чтобы она стала такой же бездушной и жестокой, как ты? Подумай хорошенько, этого ли ты хочешь?

Он назвал ее бездушной, подонок! Отвратительный, низкий, подлый тип. Одной хорошей пощечины будет достаточно, чтобы показать ему, какая она жестокая! Она была готова избить его до полусмерти, если бы только ей удалось высвободиться. Ужасная жгучая боль зародилась в груди Гас и поднималась все выше, готовая задушить ее.

Ее глаза наполнились слезами, и она опустила голову. Только не это! Стыдно плакать, когда ты уже давно не ребенок. И как можно плакать, когда ты в такой ярости? Лучше уж умереть, чем позволить ему увидеть ее страдания. Как могло случиться, что всего несколькими словами он довел ее до такого состояния? Ее и раньше называли бездушной, и не только бездушной, но еще и похуже.

– Почему ты так со мной, п-поступаешь? – спросила Гас охрипшим голосом. – Ты сказал, что тебе нужна информация.

Ты обещал отпустить меня, если я отвечу на твои вопросы.

– Я этого никогда не говорил.

– Тогда что тебе нужно? – Она спохватилась, что следовало избегать именно этого вопроса, но было уже поздно. – Хорошо, давай обо всем забудем…

– Гас, послушай, – сказал он, смягчившись.

– Я уже сказала: давай обо всем забудем!

– Но мне действительно кое-что нужно!

– Мне наплевать на то, что тебе нужно?

Он отпустил ее, оставив на ее руках два розовых следа браслета. Гас засунула руки в карманы джинсов и отступила назад, не глядя на него. Ей стало плохо от смеси запахов лошадиного пота и цветущей жимолости.

– Я хочу вернуться домой, – сказала она.

– Хорошо… Но только дай мне еще минутку. Я хочу вырезать на дубе наши инициалы.

– Наши что?

Гас не удержалась и посмотрела на него. Ей надо было увидеть выражение его лица. Что за ерунду он несет? В его блестевших глазах она прочла непонятную одержимость и, не умея ее разгадать, предположила самое плохое. Он над ней смеется, и она ненавидит его за это. Он обращается с ней как с глупой школьницей, но почему это должно ее трогать? С красными от слез глазами и носом она, должно быть, представляет собой жалкое зрелище.

– Наши инициалы, а еще лучше имена, – повторил Джек, вытаскивая из кармана складной нож. – Твое,