— Прошу вас, встаньте на мое место, — не сдавался Эммануэль. — Я прихожу к властям и прошу круглосуточной охраны, беспрецедентных мер безопасности для человека, чье имя я не могу открыть. Я могу обеспечить безопасность вам, вашей семье и себе самому — иными словами, гарантировать жизнь, если хотите, — в том, и только в том случае, если буду обладать несомненным доказательством ценности показаний моего свидетеля.
Лучано пристально посмотрел на него, потом на Домино. После чего медленно поднялся и положил руку на плечо Эммануэля. Его рука легла на Эммануэля мертвым грузом.
В комнате воцарилась неестественная тишина. Лучано внимательно рассматривал лицо Джулиано. Выразительные глаза дона потемнели, но рука не дрогнула, не напряглась, уверенно покоясь на плече молодого прокурора. Эммануэль сделал все, чтобы не показать, как он напуган, но этот миг навсегда запечатлелся в его памяти. Он испытал самый настоящий ужас и облегчение, когда рука дона вдруг стала легче и медленно отпустила его плечо.
— Ленни Каватайо дал показания по поводу смерти одного сицилийского мальчика. Он собирался обвинить Пола Кароллу в подстрекательстве к убийству, — произнес дон Лучано, не мигая глядя на Эммануэля. — Так вот, этот мальчик был моим старшим сыном.
Ни в его голосе, ни во взгляде не отразилось то чувство, которое он испытывал. И тем не менее глубина его потрясла Джулиано. Лучано продолжал в своей обычной спокойной манере:
— Но, друг мой, довольно об этом. Я уже сказал, что у меня есть основания поступить так. Теперь вы знаете — какие. В вашем распоряжении неделя. Держите со мной связь через Домино. Моя внучка собирается выйти замуж, и вся наша семья — дети, внуки, правнуки — вскоре соберется под одной крышей, чего не было уже очень давно. Если вы примете мое предложение, я доведу это до их сведения. Потому что вместе нам всем будет спокойнее. Они, разумеется, не одобрят меня, но я не изменю своего решения. Всего неделя… Я благодарен вам за то, что вы согласились встретиться со мной. Мы прекрасно провели вечер.
Дверь отворилась словно по волшебству, и дон Лучано исчез за ней, оставив после себя едва уловимый запах цветущей липы.
Домино осушил бокал и с тяжелым вздохом поставил его на стол.
— Не стоит недооценивать того, что он вам предложил. Вы сделаете себе карьеру на этом процессе. Вы станете великим человеком… или погибнете.
— По-вашему, я этого не понимаю? — усмехнулся Эммануэль. — Он хочет защиты для своей семьи. Господи, а что будет с моей! При том, как обстоят дела сейчас, они заартачатся и не дадут мне круглосуточной охраны. А Лучано нужна не просто охрана, а целая армия, — армия, готовая на кровопролитие ради его защиты.
— Вам тоже понадобится такая армия, если станет известно, что ваш главный свидетель — Лучано. А если вам придет в голову шепнуть его имя кому-нибудь до суда — просто шепнуть, — он не доживет до него.
— Почему? — В голове у Эммануэля была сумятица. — Объясните, почему он хочет сделать это. Назовите хотя бы одну весомую причину.
Домино, который уже направился к двери, задержался. Он ткнул ее носком английского ботинка так, что она закрылась, и засунул руки в карманы пиджака.
— Вы слышали, что он назвал это вендеттой, концом кровной мести? Лучано почти не погрешил против истины. Он безумно любил Майкла, своего первенца. Они пытали его, изуродовали так, что даже гробовщик не смог привести его лицо в порядок перед похоронами. Для отца это смертельная травма. Он не простит тех, кто столь жестоко надругался над его сыном. Он никогда не забывал и не забудет об этом. Он ни о чем другом не может думать. Вы спросите, почему он так долго ждал? Человек, у которого трое юных сыновей, легко уязвим. Теперь они взрослые, и у него появилась возможность отомстить. Лучано верит в справедливость, поэтому он не хочет обращаться за помощью к наемному убийце, а прибегает к правосудию. Что ж, позвольте откланяться. У меня был тяжелый день, сейчас поздно. Будет лучше, если мы уйдем отсюда поодиночке. У вас есть машина? Прекрасно, в таком случае желаю вам спокойной ночи.
По возвращении Эммануэль застал одного из своих охранников за тем, что тот мыл порог у двери дома. На тряпке отчетливо виднелись красные следы. Эммануэль вздохнул:
— Снова кошка? Если так дальше пойдет, то в округе ни одной не останется.
Охранник пожал плечами. Он плохо понимал, отчего так получается, но раз или два в неделю ему приходилось соскребать останки кошки с порога: внутренности вывалились, задние ноги окоченели, словно кошку распяли.
— Нынче другое дело, — мрачно вымолвил охранник.
— Да? — Эммануэлю вдруг стало дурно.
— Да, это ваша кошка.
Часть I
Глава 1
Грациелла Лучано ждала, когда вернется муж. Она видела, как он вылез из «Мерседеса» и тряхнул головой, оправляя воротник пальто. Он курил сигару и о чем-то говорил с шофером.
Незадолго до этого он вошел в прохладную спальню с опущенными жалюзи на окнах. Она улыбнулась ему, глядя в зеркало, и он улыбнулся в ответ. В приглушенном свете спальни ее волосы казались золотистыми, седых прядей почти не было видно. При таком освещении она вполне могла сойти за молодую златокудрую красавицу, в которую можно влюбиться с первого взгляда. Белоснежная ночная рубашка лишь подчеркивала округлость некогда упругих форм. Он склонился, чтобы поцеловать ее в шею, она поприветствовала его улыбкой. Однако ее некогда сияющие голубые глаза теперь были уставшими, а в голосе слышалась тревога.
— Ну что?
— При том, в каких условиях я нахожусь, хорошо. Мы ничего не скажем семье до свадьбы. Дополнительная охрана — не более чем мера предосторожности накануне бракосочетания. Они признают, что…
Она продолжала расчесывать волосы, но рука ее предательски дрожала. Она больше ничего не сказала, не осыпала его упреками, не спорила, и его сердце наполнилось любовью к этой женщине, которая была рядом на протяжении долгих сорока лет. Он снова поцеловал ее и сказал, что у него есть дела и что он еще поработает у себя в кабинете.
Однако у двери он задержался, чувствуя необходимость сказать что-то еще, аргументировать свое решение.
— Я не могу позволить себе умереть до тех пор, пока смерть моего сына… висит на мне. Я должен освободиться, очиститься от этого.
— К сожалению, это не вернет его, — прошептала Грациелла в ответ. — Ничто не может вернуть его. Теперь я это понимаю, и если мне придется потерять еще и тебя…
Но он уже ушел. Расчесывая волосы, она бросила взгляд на фотографию своего сына Майкла, вставленную в серебряную рамку. Она не сняла ее со стены, не поцеловала, не благословила мысленно так, как делала это постоянно. Вместо этого она твердо посмотрела в лицо своему мертвому сыну, набросила на плечи шаль и спустилась вниз.
Прежде она всегда стучала в дверь его кабинета. Несмотря на то что он был ей мужем, у него могли быть частные дела и встречи, которые не имели к ней никакого отношения. На этот раз она решительно вошла внутрь и плотно прикрыла за собой дверь.
Она скрестила на груди руки и, приподняв подбородок, прямо взглянула ему в глаза.
