Он чувствовал, как бьется ее сердце у него под рукой, чувствовал мягкий шелк комбинации и изгиб упругой груди. Он тонул в этих жарких волнах ее тела… Ласково касаясь руками плеч Софии, он осторожно снял с нее блузку, потом расстегнул «молнию», и юбка упала на пол… Нежно обняв ее, он поцеловал ее в мочку уха.
— Я люблю тебя, София.
Колени ее подогнулись, и она чуть не рухнула на пол. Пирелли подхватил ее на руки, понес в спальню и уложил на свою супружескую кровать, которая сейчас показалась ему плывущим облаком. Реальный мир стремительно уносился вдаль. Он никогда не мечтал о таком блаженстве. София уткнулась лицом в подушку, чувствуя, что ее разум как бы отделился от тела, охваченного огнем томления.
Пирелли расстегнул свою рубашку и задернул шторы, зная, что она не хочет света, а может, не хочет видеть его. Скинув ботинки и носки, он в одних брюках беззвучно подошел к кровати и сел рядом с Софией.
— Знаешь, я никогда не думал, что можно так сильно влюбиться. Как только я тебя увидел…
Она повернулась и тронула его грудь — сначала осторожно, пытливо, а потом впилась пальцами в кожу, в густые темные завитки волос, и притянула его к себе, укусив за губу. Джозеф схватил ее лицо и с неведомой раньше грубостью впился поцелуем в губы. Порвав тонкие бретельки комбинации, он обнажил пышную грудь и на мгновение задохнулся при виде такой красоты.
Она расстегнула ремень на его брюках, и он вдруг почувствовал ее руки на своей возбужденной мужской плоти. Резко потянув кверху его затвердевший член, она опустила голову и обхватила его губами…
Он оттолкнул ее.
— Нет… не надо…
Она упала спиной на постель.
— Что с тобой, комиссар? Разве ты меня не хочешь? Ты не хочешь меня трахнуть?
Не сознавая, что делает, Пирелли ударил ее по лицу — с такой силой, что у нее дернулась голова. София набросилась на него с кулаками.
— Посмотри на меня! — воскликнул он, схватив ее за руки. — Посмотри! Ты думаешь, я этого от тебя хочу?
Глаза ее сверкали огнем.
— Трахни же меня! Сделай мне больно! Заставь меня хоть что-то почувствовать!
Он отошел от кровати, поднял с пола свою рубашку и бросил ее на кровать. Она закрыла лицо и зарыдала. Бессильный и непонимающий, Пирелли стоял и смотрел на ее трясущиеся плечи. Он попытался отнять свою рубашку, но она не хотела показывать ему свое лицо. Наконец он сел на кровать и начал нежно поглаживать ее живот. Постепенно она затихла.
Он взял рубашку и стал вынимать заколки из ее волос. Она лежала с закрытыми глазами.
— Я мечтал увидеть тебя такой — с чудесными длинными волосами, разбросанными по подушке. Я люблю тебя, София.
Как ребенок, она протянула к нему руки. Он обнял ее и стал мерно раскачивать, потом нагнул голову и поцеловал в губы — сначала осторожно, но вскоре объятия его стали крепче, а язык скользнул ей в рот.
Они занимались любовью очень нежно, и спустя несколько мгновений он извергся в нее.
— Слава Богу, у нас впереди целая ночь… — сказал он, с улыбкой заглядывая сверху в лицо Софии. — Целая ночь!
И целую ночь они любили друг друга, заснув лишь под утро и встав через пару часов. Он приготовил завтрак и принес его в спальню. Они ели, сидя рядом на постели. Он наполнил для Софии ванну, вымыл ее, затем вытер полотенцем и крепко обнял.
— Что мне делать, София Лучано? Ты приворожила меня, приворожила с первого взгляда.
Она засмеялась, вернулась в спальню и раскрыла шторы, наводнив комнату светом. Пока Пирелли принимал душ и переодевался, она собралась и теперь сидела в шубке, дожидаясь его. По всей квартире витал приятный запах ее турецких сигарет. Казалось, с тех пор как они сюда пришли, ничего и не произошло.
— Мы приедем в Палермо на суд. На этой неделе слушается мамино дело. Ты там будешь?
Пирелли кивнул и тут только вспомнил, что не позвонил на работу. Он посмотрел на часы.
— Я возьму такси до аэропорта.
Она затушила окурок.
— Ты сможешь прийти на суд? Правда, мама боится прессы. Она очень напугана, а у нас есть только… только наш шофер. — Она чуть не сказала «Джонни».
— Я приду… А потом ты вернешься в Рим или останешься в Палермо?
— Не знаю. Все зависит от решения суда.
Он снял телефонную трубку и начал звонить в таксопарк. София тем временем оглядела комнату и подошла к фотографии. Она стояла к нему спиной, пока он заказывал такси и одновременно листал железнодорожное расписание.
— Кто это? — спросила она, взяв фотографию в руки.
Он тронул свою губу, распухшую там, где она его укусила.
— Моя жена и мой сын.
У Софии было такое чувство, как будто он дал ей под дых. Но она осторожно поставила на место тяжелую рамку.
— Сколько лет твоему сыну?
— Девять… Нет, восемь, девять только будет. София?
Она взяла сумочку и, не глядя на него, пошла к выходу.
— София, София, я собирался сказать тебе об этом…
— Но не сказал… — Она окинула его холодным, презрительным взглядом. — До свидания, Джо.
В Риме Софию встретил разгневанный Лука. Он потребовал, чтобы она сказала ему, что делала. Уставшая и раздраженная, она швырнула на диван свою шубку и сердито взглянула на Луку. Его поведение выводило ее из себя.
— Послушай, давай сразу договоримся: ты у нас работаешь, а не приказываешь мне и не спрашиваешь, где я была и что делала. Это не твое дело, понял?
— Вы хотите, чтобы я вас охранял и защищал. А как я могу это делать, если не знаю, где вы находитесь? Кто тот парень, с которым вы были?
Не утруждаясь ответом, София ушла в ванную комнату. Она пустила в ванну воду, разделась и оглядела себя в зеркало. Она чувствовала, что изменилась, хоть внешне это никак не выражалось, если не считать порванных лямок на белье. Она скомкала свою комбинацию и бросила ее в мусорный бак.
Сидя в ванне с закрытыми глазами, она думала о Джо. Она знала: он поможет ей, если она попросит его разыскать ее сына. Она знала, что небезразлична ему, но отказывалась признаться себе в том, что он тоже, может быть, ей небезразличен.
Когда Пирелли пришел в полицейский участок — усталый, невыспавшийся, с распухшей губой (он сказал, что случайно налетел на ворота, однако ему никто не поверил), со всех сторон посыпались шуточки. А Анкора, который знал, что Лиза Пирелли в Палермо, больше всех упражнялся в остроумии. Знаменитые брови Пирелли сошлись на переносице, что означало: «Не позволю смеяться в моем присутствии!» Он испытывал злость и глубокое разочарование: сколько бы они ни раскопали улик против Луки Кароллы, они до сих пор не имели ни малейшего понятия о том, где скрывается этот парень. Полицейские, занятые в расследовании, были отозваны — сначала Бруно Ди Маццо, потом Минчелли со своей группой.
Он пробежал глазами отчеты об убийстве Рокко и осмотрел ружье-трость. Она была тщательно вытерта — ни одного отпечатка.
Не в состоянии думать после бессонной ночи, Пирелли сел в машину и поехал домой. Было уже полдесятого утра. Лиза сидела на диване и смотрела телевизор.
— Привет, как дела? — спросил он, тепло улыбнувшись.
