на сероватую лачугу Эдди Скуддера внизу. Лачуга была расшатана и выглядела беспомощно на фоне особняков, стоящих в устье реки, связанных с солончаковым берегом двумя упругими досками. Дно реки вокруг него выглядело, как белый мерцающий круг из устричных раковин.
Восьмилетняя дочь Эдди — Ненси — вышла из лачуги и запрыгала по доскам. Она смотрела на солнце. Затем прекратила прыгать и застеснялась.
Рыжий устроился на эту работу, чтобы видеть ее. Он знал, какой скромной она была. Это была прелюдия, прелюдия к церемонии расчесывания ее блестящих рыжих волос.
Рыжий поиграл пальцами по подзорной трубе, как по кларнету.
— Привет, Рыжая, — прошептал он.
Ненси расчесывала, и расчесывала, и расчесывала каскад своих рыжих волос. Ее глаза были закрыты, и казалось, что каждое движение приносит ей невероятное удовольствие.
Прическа утомила ее. Она мрачно прошла по соленому полю и взобралась на крутой берег к дороге, которая шла через мост. Каждый полдень Ненси шла в закусочную на другой конец моста за горячим обедом для себя и своего отца.
Рыжий улыбнулся ей, когда она проходила мимо.
Она увидела это и поправила волосы.
— Они на месте, — сказал Рыжий.
— Что именно? — спросила Ненси.
— Твои волосы, Рыжая.
— Я же сказала тебе вчера, меня зовут не Рыжая, а Ненси.
— Как тебя могут называть иначе, чем Рыжая?
— Это твое имя.
— Поэтому я могу дать его тебе, если захочу. Я не знаю, у кого еще есть такое право.
— Я не должна больше с тобой разговаривать, — сказала она весело, поддразнивая его моралью. Она полностью доверяла ему. Их встречи походили на сказку, где Рыжий был не обычным незнакомцем, а добрым магом, следящим за мостом, — магом, который, казалось, знает про девочку больше, чем она сама.
— Я же тебе рассказывал, что я вырос в этой деревне, так же как и ты? — спросил Рыжий. — Я же говорил, что ходил в школу вместе с твоими мамой и папой. Ты не веришь в это?
— Я верю, — ответила Ненси, — только мама говорила, что маленькие девочки должны представиться незнакомцам. Но они не должны с ними разговаривать.
— Какая воспитанная девочка, — сказал Рыжий, подавив иронию. — Да, она знала, как должны себя вести маленькие девочки и мальчики. Даааааа, Виолет была порядочная. Пошлостей от нее было не услышать.
— Все так говорят, — сказала Ненси гордо. — Не только я и папа.
— Папа, да? — передразнил он ее. — Папа, папа, папа, Эдди Скуддер — мой большой папа, — он осторожно поднял голову. — Ты не сказала ему, что я здесь?
— Я не нарушу свое честное слово, — Ненси покраснела от такого обвинения.
— Ничего себе, вот он удивится, когда я свалюсь ему как снег на голову после стольких лет.
— Перед смертью мама сказал, что я никогда не должна нарушать честное слово.
— Серьезная девушка, твоя мама, — почтительно сказал Рыжий. — Когда мы заканчивали школу, другие девушки хотели еще немного пофлиртовать, перед тем как остепениться. Но не Виолет. Нет уж. Я вернулся из своего первого плавания через год, а она уже вышла замуж за Эдди, и у нее была ты. Естественно, у тебя не было волос, когда я тебя в первый раз увидел.
— Мне надо идти и забрать папин обед.
— Папа, папа, папа. «Я должна для папы это, я должна для папы то». Должно быть, хорошо иметь такую симпатичную и умную девочку, как ты. «Папа, папа». Ты спросила своего папу про рыжие волосы, как я тебе говорил?
— Он ответил, что думает — такое часто встречается. Иногда рыжие волосы появляются из ниоткуда, как у меня, — она поднесла руку к волосам.
— Они еще на месте.
— Кто?
— Твои волосы, — захохотал Рыжий. — Я клянусь, если с ними что-нибудь произойдет, ты высохнешь и улетишь. Сказал, что появились ниоткуда? Так сказал Эдди? — Рыжий кивнул рассудительно. — Он-то знает. Я думаю, что Эдди много думал о рыжих волосах все это время. Теперь послушай меня: если у меня когда- нибудь будет ребенок не с рыжими волосами, все начнут это обсуждать и удивляться. У нас в семье все рыжие испокон веку.
— Это интересно.
— Это будет еще интересней, если ты об этом подумаешь. Ты, я и мой старик — больше рыжих в этой деревне никогда не было, вот это я знаю точно. Сейчас, когда моего старика уже нет, остались только мы с тобой.
— Ух, прощай, — Ненси осталась спокойной.
— Пока, Рыжая.
Как только она ушла, Рыжий поднял свою трубу и посмотрел вниз на серую лачугу Эдда. Через окно он мог видеть самого Эдда, серо-голубого в сумерках, вытаскивающего устриц. Эдди был маленьким мужчиной, с большой головой, придавленной горем. Это была голова молодого Иова.
— Привет, — прошептал Рыжий, — угадай, кто дома.
Когда Ненси возвращалась обратно с теплым и толстым бумажным пакетом, Рыжий снова ее остановил.
— Скаааааажи, — произнес он, — может быть, ты станешь медсестрой, раз ты так хорошо заботишься о старом Эдди. Мне кажется, что в госпитале, в котором я лежал, были такие же симпатичные медсестры.
— Ты был в госпитале? — на лице Ненси отразилась печаль.
— Три месяца, Рыжая, в Ливерпуле. Без друзей, родных. Никто не пришел ко мне и даже не прислал открытку, — затосковал он. — Забавно, Рыжая, я никогда не представлял, насколько я одинок, пока мне не пришлось валяться там, пока я не понял, что больше никогда не выйду в море, — он облизал губы. — Разом все изменилось, Рыжая, — он щелкнул пальцами. — Вдруг мне понадобился дом, — продолжил он, — и человек, который бы обо мне заботился, сопровождал меня, может, как раз здесь, в этом маленьком доме. У меня ничего не было, Рыжая, кроме сопроводительного письма. У такой бумаги не много ценности, если у тебя одна нога.
— У тебя одна нога? — в шоке спросила Ненси.
— Я был чокнутым, хулиганистым ребенком, меня здесь все помнили, — сказал Рыжий, показывая рукой на всю деревню, — а на следующий день стал старым, старым человеком.
— У тебя есть жена, или мама, или женщина, которая может за тобой ухаживать? — Ненси ударила себя кулаком, разделяя его боль. Она предлагала свою помощь как дочь, как будто это была простая вещь, которую должна делать каждая девочка.
— Умерли, — Рыжий мотнул головой. — Моя мать умерла, и единственная девушка, которую я любил, умерла. А подруги, Рыжая, если ты не можешь их любить, никогда с тобой по-настоящему не дружат, только если влюбиться в привидение.
Милое личико Ненси искривилось, как только Рыжий показал ей весь ужас жизни.
— Почему тогда ты живешь выше по реке, — спросила она, — а не здесь, со своими старыми друзьями?
— Старыми друзьями? — Рыжий поднял бровь. — Хорошие это друзья, если они не послали мне даже открытки, чтобы сообщить, что у Виолет ребенок с рыжими волосами. Даже мои родные мне об этом не сказали.
Ветер крепчал, как будто издалека он принес голос Ненси.
— Папин обед остывает, — сказала она и собралась уходить.
— Рыжая!
