Попробуем пояснить подробно.

При постановке какой-либо задачи в отношении этиологических проблем мы испытываем те же трудности, что и при попытке решить средствами современной вычислительной техники какую-либо техническую задачу, сформулированную в неявном виде. И там, и здесь численные методы не годятся. Однако как здесь, так и там решение можно получить, применив известные методы моделирования. Создается модель процесса, отражающая совокупность наших взглядов на этот процесс, и корректируется на достоверных фактах. Затем эта модель используется как для идентификации остального множества фактов и событий, так и для прогнозирующего заключения о характеристиках будущего или неизвестного нам в прошлом состояния процесса. Каждое решение, признанное нами правильным на основе эвристической оценки, в результате подтверждения новыми целенаправленно найденными факторами (правдоподобное решение известно) уточняет и развивает модель.

И наконец, мы знаем, что все существующие ныне этносы создались относительно недавно, из древних уцелели редкие реликты, а из первобытных не осталось ни одного. Это показывает, что этногенез — постоянно идущий процесс, подобный другим явлениям природы, хотя и коррелирующийся с социогенезом, порождающим системы жесткого типа.

Мы уже говорили, что любая перестройка системы того или другого типа требует совершения работы, т. е. затрат энергии. Разумеется, эта энергия не является ни электромагнитной, ни тепловой, ни гравитационной, ни только механической. Толчками, взрывами этой энергии обуславливаются и антропогенные сукцессии, затухающие вследствие сопротивления природной среды.[282]

Дискретность некоторых процессов истории отмечали еще историки древности. Сыма Цянь сформулировал этот закон предельно лаконично: «Путь трех царств кончился и снова начался».[283] Эта идея присутствует у многих историков, начиная с Ибн Халдуна и Джамбаттисты Вико до О. Шпенглера и А. Тойнби. Она неверна, если прилагать ее к социальной истории человечества, неточна — при разработке истории отдельных государств, но применима — при изучении процессов этногенеза, разумеется, с существенными поправками.

Во-первых, «конец» не всегда знаменует появление «начала». Этносы и суперэтнические культуры возникают не только тогда, когда кончается предшествующий цикл развития, а иногда через значительный промежуток времени после его конца. Стремление усмотреть строгий ритм не подтверждается фактами. Так, византийский этнос возник в эпоху расцвета эллино-римского, и несколько веков они сосуществовали. Мусульманский суперэтнос заставил потесниться и византийский, и романо-германский, одновременно поглотив среднеперсидский (сасанидский Иран и Согдиану). А между хуннами и тюрками, тюрками и монголами лежали века безвременья, когда степь заселяли реликтовые этносы. Видимо, дело обстоит сложнее, или, скорее, причина этногенеза не в ритме истории этносов.

Во-вторых, обычное деление процесса на три стадии — подъем, расцвет и упадок — не отвечает на простой вопрос: подъем или упадок чего? Уровень жизни колеблется независимо от этих стадий, расцветы культуры не совпадают с благоприятной экономической или политической конъюнктурой, мощь государства — не всегда показатель легкой жизни: при Наполеоне французам было очень тяжко — не было ни сахара, ни кофе, ни шерстяных тканей. Короче говоря, качественные оценки неизбежно субъективны и не могут приниматься в расчет при описании явлений природы, к коим относится этногенез.

И, наконец, где граница между социальным и биологическим и в отдельном человеке, и в общественном коллективе? Она лежит, с одной стороны, внутри человеческого тела, а с другой — далеко за его пределами. Анатомия, физиология, рефлексология, генетический код — все это не социально, а биологично, биохимично и даже биофизично. И наоборот, характер развития государственных отношений, политические запросы, этические и эстетические идеалы несводимы к биологическим и географическим факторам, но являются плодом общественного развития. Сочетание изучения этих двух линий развития позволяет воссоздать историю отдельных этносов, а если к этому присовокупить историю ландшафтов и историю культуры, то это будет уже этническая история.

И вот теперь, когда явление этногенеза описано в разных аспектах, можно поставить вопрос: что же является причиной возникновения этих инерционных процессов? Так как никакое действие не может произойти без приложения силы, то, очевидно, следует искать тот вид энергии, который непосредственно воздействует на поведение людей, и тот эффект этой энергии, который можно обнаружить в психике человека. Это должен быть импульс, достаточно мощный для того, чтобы преодолеть свойственный любому организму инстинкт личного и даже видового самосохранения, т. е. выражается он как жертвенность, простирающаяся даже на собственное потомство, чего не наблюдается ни у одного из видов животных. Но ведь у животных зато и этносов нет; сообщества их лишены общественной формы движения материи и саморазвивающихся институтов. Следовательно, интересующий нас «фактор икс» проецируется в сферу человеческой психики.[284]

При поисках фактора, порождающего и разрушающего этносы, надо помнить, что действует он на фоне: 1) меняющейся географической среды; 2) эволюционных процессов общественного развития; 3) исторических перипетий; 4) роста или упадка культуры. Разумеется, при изучении любого из перечисленных предметов в число фоновых попадает этногенез. Следовательно, не сумма наук, а их система, определяемая поставленной задачей, является ключом к решению любой поставленной проблемы, т. е. научному синтезу. Именно поэтому изложению главного сюжета предпослано длинное описание феномена этноса и его взаимодействий с природой, обществом и традициями культуры, унаследованными от далекого прошлого.

Вполне очевидно, что все попытки обнаружить этот «фактор икс» путем анализа поведения отдельных людей обречены на неудачу. Прежде всего в единичных случаях мы никогда не можем отличить частное и случайное от общевидового и закономерного. Но как только вступает в силу статистический закон больших чисел, мелкие отклонения от закономерности взаимно компенсируются и обнаруживаются системы связей с допустимыми плюс-минус уклонениями, отнюдь не искажающими картину. Однако отдельные примеры обладают наглядностью, необходимой для уяснения принципа, и поэтому мы не будем ими пренебрегать. Но следует помнить, что, как бы ни были нужны иллюстрации, они никогда не заменяют смысла.

А теперь поговорим об истории, ибо есть что сказать. Не только в скептический XIX в. профаны называли историю праздной забавой, развлекательным чтением, причудой богатых бездельников, способом пропаганды или даже «политикой, обращенной в прошлое». Недавно была сделана попытка понять историю как функцию времени, которое якобы в своем течении выделяет энергию, потребную для великих, да и малых свершений.[285] Но и эта концепция несостоятельна, ибо исторические процессы, действительно идущие по ходу времени, энтропийны и инерционны, а следовательно, возникают не благодаря Хроносу, пожиравшему своих детей, а вопреки ему.

Но если это так, то наука история — это борьба со временем, которое эллины персонифицировали в страшное божество — Сатурна, оскопившего собственного отца Урана и ниспровергнутого владыкой молний — Зевсом. Да, но ведь молнии — это энергия, на нашем языке — антиэнтропийные импульсы, которые при