если бы дед Ринго не решил сменить фамилию. Когда мать его деда вторично вышла замуж и вместо Паркин стала Старки, дед Ринго тоже получил фамилию Старки.

В один прекрасный день Ринго задумал восстановить свое генеалогическое древо, но это привело, естественно, к страшной путанице. Выяснилось, правда, что род Старки уходит корнями на Шетландские острова.

Мать Ринго, Элси Глив, вышла замуж за его отца, Ричарда Старки, в 1936 году. Они работали в одной пекарне, где и познакомились. Крепенькая блондинка невысокого роста, она очень похожа на миссис Харрисон.

Поженившись, молодые поселились вместе с родителями Ричарда в Дингле. Дингл - самый отчаянный после Скотланд-роуд район Ливерпуля, расположенный в центре, неподалеку от верфей. Воздух там, конечно, хуже, чем в пригородах, где выросли Джон, Пол и Джордж.

– Дингл - это сплошные трущобы, - говорит Ринго. - Сотни людей живут в тесных коробах, мечтая выбраться оттуда. Стоит признаться, что ты из Дингла, как большинство людей с уверенностью объявят тебя пропащим человеком. Хотя это, конечно, ерунда.

Элси и Ричард Старки въехали в собственный домик на Мадрин-стрит незадолго до рождения Ринго. Унылая череда низеньких стандартных двухэтажных строений с террасами оставляла безрадостное впечатление, хотя улица и не принадлежала к трущобным. В доме было три комнаты на первом этаже и три - на втором, тогда как большинство окружающих домов располагало парой комнат на каждом этаже. В 1940 году квартплата составляла 14 шиллингов 10 пенсов в неделю.

– Все мы - выходцы из самой обычной, бедной рабочей семьи, - говорит Ринго, - хотя существует семейное предание, будто моя бабушка - богачка и дом ее обнесен хромированной оградой, - во всяком случае, такой, что блестит. А может быть, я все это придумал. Вы знаете, как это бывает: сам о чем-то мечтаешь, мама о том же рассказывает, вот и кажется, что ты все это видел своими глазами. На самом-то деле бабушка была очень бедна, она подняла четырнадцать детей.

Ринго родился после полуночи 7 июля 1940 года в доме № 9 по Мадрин-стрит. Он появился на свет с опозданием на неделю, и, поскольку в нем было десять фунтов веса, пришлось применить щипцы. Ринго явился в этот мир с широко раскрытыми глазами и сразу стал осматриваться - что же делается вокруг.

– Я совершенно уверена, - говорила Элси соседям, - что он здесь уже бывал.

Элен было тогда двадцать шесть лет, а Ричарду - двадцать восемь. Они окрестили своего первого и единственного ребенка Ричардом. В рабочих семьях принято нарекать первенца в честь отца. Ласкательно мальчика называли Риччи, точь-в-точь как отца, - так и по сей день их называют каждого в своей семье.

Миссис Старки, мать Ринго, помнит, как, еще не оправившись после родов, она, лежа в кровати, услышала сигнал воздушной тревоги. Началась бомбежка Ливерпуля.

В Дингле тогда не было бомбоубежища. Первые серьезные налеты начались через несколько недель. Старки сидели дома и разговаривали с двумя соседями - при звуках сирены они бросились прятаться в яму для угля под лестницей. Риччи завопил, и тогда мать обнаружила, что впопыхах в темноте схватила его вверх ногами. Она перевернула малыша, и он спокойно проспал весь налет. Это еще одна история, ставшая достоянием всех соседей, которую Элси рассказывает по сей день.

Родители Риччи разошлись, когда ему было чуть больше трех лет. С тех пор Риччи видел своего отца всего три раза. Отец с матерью не драматизировали развод, как то случилось в семье Джона. Расстались они тихо и мирно. Элси взяла ребенка, супруги развелись.

Ринго с матерью остались на Мадрин-стрит в своем старом доме, но спустя некоторое время из-за высокой квартплаты они вынуждены были переехать за угол, по адресу Адмирал-гроув, 10. Здесь на каждом из двух этажей было по две комнаты, и плата за это жилище в 1940 году составляла 10 шиллингов в неделю.

Первые воспоминания Ринго касаются переезда - ему, кажется, было около пяти. «Помню, я сидел в кузове грузовика, перевозившего наши вещи в новый дом на Адмирал-гроув». Никаких сведений о расставании родителей он не сохранил. Помнит только, как дважды встречался с отцом: один раз малышом и второй - уже подростком.

– Однажды он пришел навестить меня, когда я лежал в больнице, и принес маленькую записную книжку. Он спросил, чего мне хочется. Во второй раз я увидел его у бабушки Старки, уже позже. Он предложил мне денег, но я не хотел с ним разговаривать. Думаю, все-таки мать настроила меня против него. Наверное, останься я с отцом, плохо относился бы к матери.

Похоже, что в раннем детстве Ринго виделся с отцом чаще, чем он помнит, поскольку много времени мальчик проводил у бабушки Старки. Ведь прошло какое-то время, прежде чем его отец, продолжавший работать в пекарне, уехал из Ливерпуля и женился во второй раз. Мать Ринго не припоминает, чтобы сын переживал или расстраивался из-за их развода, - он никогда ни о чем не спрашивал.

– Иногда, правда, он говорил: «Жаль, что нас только двое». Во время дождя посмотрит, бывало, в окно и скажет: «Хорошо бы у меня были еще братья и сестры. А то не с кем слово сказать, когда на улице дождь».

В четыре года Риччи пошел в воскресную школу, а в начальную «Сент-Сайлас», всего в трехстах ярдах от дома, он поступил в пять лет. «Сент-Сайлас» - одна из национальных школ, построенных в 1870 году, - располагалась в красном, потускневшем от времени здании в викторианском стиле.

От отца Риччи Элси получала 30 шиллингов в неделю, но на жизнь их не хватало, поэтому ей пришлось пойти работать. До замужества Элси перебрала много мест. В том числе побывала и барменшей. Теперь она снова отправилась в бар. Веселая, общительная, Элси любила свое дело, да и часы работы ей подходили.

Она вернулась за стойку бара еще до того, как Ринго пошел в школу. Элси работала там утром и в обеденное время за 18 шиллингов в неделю. Ринго оставался или с бабушкой Старки, или с соседями. «Мне никогда не приходило в голову отдать Ринго в приют. Хоть со скрипом, но я справлялась. Шла война, и в барах было полно работы».

В шесть лет, едва начав ходить в школу, Риччи свалился с аппендицитом. Аппендикс лопнул, и у Ринго начался перитонит. Его положили в детскую больницу на Мертл-стрит, где дважды оперировали.

– Помню, как мне стало плохо, и как меня на носилках отнесли в машину «скорой помощи». В больнице сестра стала колошматить меня по животу - во всяком случае, я испытывал именно такое ощущение. На самом деле она, наверное, едва дотрагивалась до него. Меня на каталке привезли в операционную, и я попросил чашку чая. Мне сказали, что перед операцией нельзя пить чай, но, когда меня прооперируют, обязательно дадут чашечку. Потом у меня была кома, из которой я не мог выйти десять недель. В общей сложности я провел в больнице больше года.

Он было уже совсем выздоровел, когда решил показать мальчику, лежавшему рядом, подарок, полученный им по случаю дня рождения, и упал с кровати.

Родителям не разрешалось навещать детей. Считалось, что малышам это вредно, поскольку слишком их возбуждает. Но одно время состояние Риччи было настолько тяжелым, что матери позволили взглянуть на него ночью.

Риччи выписался из больницы семилетним мальчиком и вернулся в школу «Сент-Сайлас». На уроках он никогда не отличался особой сообразительностью, но после года, проведенного в больнице, отстал совсем безнадежно, не умел ни читать, ни писать. Если бы не Мэри Мэгуайер, он так никогда этому и не научился бы. Элси и мать Мэри были подругами детства, и Риччи полностью поручили младшей Мэгуайер.

– Я командовала им вовсю, - вспоминает Мэри, - ведь я была на четыре года старше. Риччи стал настолько своим в нашей семье, что кто-нибудь то и дело стучал в нашу дверь и говорил: «Ваш Риччи натворил то-то и то-то». Когда он ел вместе с нами и на обед было тушеное мясо, я всегда вынимала из его тарелки лук. Он терпеть не может лук, я всегда ругала его за это.

Я помню его с трех лет. Гремела страшная гроза, я посмотрела из окна в сторону их дома и увидела, как они оба скорчились от страха в холле. Когда Риччи вышел из больницы, я начала учить его читать и писать. Он вовсе не был тупицей - просто много пропустил. Мы организовали все как следует. Я занималась с ним два раза в неделю, а его мать давала мне за это деньги на карманные расходы. Я купила «Книгу для чтения» Чемберса, мы садились за стол в их кухне и читали. Я присматривала за ним и по субботним