неверно истолковано с самого начала.

Брэндон выдержал паузу, перевел дыхание и продолжил:

— Ну что ж, моя пара минут исчерпана, и я готов уйти. Но обещаю непременно написать Лукасу, как делал это уже не один раз. Надеюсь, что теперь, благодаря вашей помощи, мое письмо не вернется нераспечатанным. Уговорите его прочесть, Гален. Я вас умоляю. Ради его же блага и душевного равновесия, во имя освобождения от чувства вины, которое он вообще не должен был испытывать! И спасибо вам за то, что выслушали. Еще раз приношу свои извинения — я меньше всего хотел вас напугать!

Но разве ей следовало так бояться? Манхэттенский Женский Убийца мертв. Кристиансон не он. Да к тому же Брэндон сказал правду: человек, которого она любит, все еще находится в заточении. А он каким-то чудом обрел Господа. Его «Беседуя с Богом» не трогали Гален, но сумели покорить тысячи других людей, и стали для них источником утешения и душевного комфорта.

Брэндон не мог не солгать ей, когда назвался сержантом полиции. Она бы просто не впустила его. И он сразу извинился за свою ложь, а среди сбивчивого потока его признаний промелькнула неоспоримая правда про Лукаса, его гнев, боль и вину.

Ее сероглазая пантера все еще сидит в клетке, запертая там жестоким прошлым. И сейчас человек, уверяющий Гален в своей способности дать Лукасу свободу, уйдет, и останется лишь его обещание написать письмо, которое Лукас не прочтет никогда.

— Погодите, — тихо, но решительно произнесла она. — Какая вам нужна от меня помощь?

— Я надеялся, что вам удастся уговорить Лукаса встретиться со мной, а возможно, и присутствовать на нашей встрече.

— Почему именно я?

— Из-за ваших отношений с Лукасом.

— Но… у нас нет никаких особых отношений.

— Вот как? А я уверен в обратном, так как Лукас рассказал вам и обо мне, и о Дженни. И Вивека со мной согласна. Это она сообщила мне, где вас найти. У нее сложилось впечатление, что между вами происходит нечто немаловажное.

— Вивека… — Да, у них наверняка должна быть какая-то связь, хотя Лукас и предпочел об этом помалкивать. Но ведь Гален и сама не слепая — взять хотя бы предложение Вивеки пригласить в прямой эфир загадочного автора «Беседуя с Богом» и открыть всему свету, кто же скрывается под факсимиле в виде блестящего золотого крестика. — Так вы с Вивекой…

— Двоюродные брат и сестра. Сегодня вечером мы сидели вместе и смотрели выпуск новостей, пока вдруг не стали свидетелями последней главы в книге про Женского Убийцу. Вы уже знаете, кто это был?

— Нет.

— Если желаете — могу рассказать. Развязка этой драмы и заставила меня искать вашей помощи. Может быть, если я подробно опишу вам, как все было и что я услышал… Вы позволите?

Гален больше не колебалась. Она не имеет права отказываться от любой возможности помочь Лукасу.

— Да. Пойдемте, присядем в гостиной, — предложила она. Один из голубых телефонов стоит там, на стеклянном журнальном столике, и будет у нее под рукой.

— Спасибо, — негромко поблагодарил Брэндон. — Это очень мило с вашей стороны.

Он послушно прошел за ней в гостиную и сел там, где ему показали. Не спеша снял кашемировое пальто, кинул его на спинку своего дивана и подождал, пока устроится Гален. Она опустилась на диван, однако пальто снимать не стала.

Незваный гость заговорил лишь после того, как удостоверился, что Гален не намерена раздеваться.

— Я пообещал рассказать вам обо всем случившемся сегодня у Вивеки. И непременно это сделаю. Но мне кажется, что сперва следует изложить то, о чем мне хотелось бы поговорить с Лукасом. Если вы сочтете это чушью, ради которой ему не стоит со мной встречаться, то не будет иметь никакого смысла вдаваться в еще более отвратительные и жестокие подробности произошедшего у Вивеки. Вы согласны?

— Да.

— Лукас ошибается на мой счет, Гален. Это и будет моей основной линией. Я уже вижу по вашей реакции, что вы ни на миг мне не поверили и снова начинаете сомневаться в правильности своего решения впустить меня в дом. Но пожалуйста, выслушайте меня до конца! Вам нечего бояться. Если уж говорить об опасности, то она сейчас грозит исключительно Лукасу — вернее, его душе и сердцу.

Брэндон выжидательно замолк и не прерывал паузу до тех пор, пока не дождался едва заметного кивка от Гален.

— Я не оспариваю способность Лукаса предчувствовать опасность. Он действительно обладает этим даром. И для жертв и их семей он сродни благословению свыше. Но для меня его дар оказался проклятием. Как и для моей семьи. Лукас уверял комиссию по досрочному освобождению, что почувствовал угрозу с моей стороны в тот вечер, когда погибла Дженни, и за две ночи до этого. Гален, поймите, я не сомневаюсь — Лукас верит в это. Но ведь когда Дженни не стало, ему было всего девять лет, и ее смерть слишком сильно отразилась на нем! Все психологи в один голос утверждают, что тяжело травмированные дети начинают подсознательно искажать реальность, переставлять события и даже подменять одни воспоминания другими. Это нормально, естественно и даже необходимо для сохранения их душевного равновесия. Я консультировался со многими экспертами, и они со мной согласились: Лукас впервые ощутил свой дар где-то в промежутке между гибелью Дженни и первым слушанием вопроса об освобождении. Но из-за подсознательного стремления забыть о полученной в детстве травме он убедил себя, будто ощутил свой талант намного раньше, хотя этого просто не могло быть! Потому что Дженни Кинкейд погибла из-за несчастного случая, а не по злому умыслу.

«Врешь!» Именно это слово показал на пальцах Лукас в тот морозный вечер, прежде чем помчался в темноту, туда, где лежала бездыханная Дженни. Но пока оно звенело у Гален в мозгу, упрямая память подсунула другую картинку — из ее собственного прошлого, — когда мечтательная девочка, получившая травму и вообразившая, что ее предали, надолго позабыла о былом доверии и любви, объединявших прежде мать и дочь.

— Я убил Дженни, — вдруг признался Брэндон Кристиансон в напряженной тишине. — . Но это произошло случайно. И что бы там ни говорил вам Лукас, я всегда сполна отдавал себе отчет в содеянном, но не желал признаваться в убийстве, которого не замышлял. Да, я убил ее, но я не убийца в том смысле, как это понимает Лукас. Он не мог почувствовать ничего, потому что человека, жаждавшего крови Дженни, не существовало в природе. А следовательно, Лукас не мог предотвратить случившегося, и ему давно пора прекратить самобичевание, пока чувство вины не поглотило его окончательно. Вот и все, Гален, что я хотел бы сказать Лукасу, если бы имел возможность. Мне кажется, в этом есть определенный смысл? И Лукасу стоит к нему прислушаться? Но можно ли уговорить его слушать?

Гален же снова вспомнила о Дженни. Как та умела читать по губам и могла, просмотрев разговор в другой комнате, просигналить, озорно блестя глазами: «Ты слышал, что я сейчас видела?»

Услышит ли Лукас рассуждения Брэндона? Возможно. Если сможет увидеть его сосредоточенное лицо, выражающее смирение и надежду.

— Не знаю, — честно ответила она. — Но я все равно хотела бы выслушать все до конца и про случившееся у Вивеки тоже.

Брэндону понадобилось несколько мгновений, чтобы вернуться от воспоминаний о давно минувших днях к недавним событиям.

— Я отдыхал в Испании, — начал он, — уехал туда еще до Рождества и прилетел только сегодня. В аэропорту мне стало известно, что власти учинили обыск в моем доме в Гринвиче. Тогда я решил отсидеться у Вивеки, и она предложила мне остаться переночевать. Мы как раз были у нее, болтали и смотрели телевизор, когда позвонил Адам. Он сказал, что тревожится из-за Джона, боится, как бы с горя тот не сорвался и не натворил что-либо невообразимое. Адам собирался вместе с Джоном навестить Вивеку, чтобы она помогла уговорить его срочно обратиться к какому-нибудь приличному психиатру,