сладострастие. Потом через много лет он волей-неволей познает их все.

Но в ту последнюю неделю января Лукас не верил в какое-то «потом». Он не сомневался, что смерть скоро придет за ним, и хотел умереть, не зная иного способа покончить с наваждением, державшим в плену его рассудок.

Лукас отлично помнил ночь, когда его впервые посетили эти ощущения. Они развеялись через секунды, показавшиеся ему веками. Но вскоре они вернулись опять, чтобы когтями боли вцепиться в обмиравшее от ужаса сердце и поселиться там надолго, изменив Лукаса Хантера навсегда.

При свете дня дьявол отступил, оставил его в покое. Но воспоминания о боли и страхе остались, порождая смутную тревогу, отравившую всю радость зимней сказки.

Лукас пошел с Дженни погулять в «парке» — так назывался просторный луг между поместьями, на котором собиралась играть вся чатсуортская детвора. Девочка вытащила его с собой чуть ли не силой. И не ради переводческих талантов Лукаса. Нет. У нее давно уже не возникало проблем в общении с Марианной и Фрэн. Просто Дженни непременно хотелось, чтобы названый брат разделил с ними прелесть этого чудесного дня. Да и при возведении снежной крепости, по общему мнению всех трех девочек, без помощи Лукаса им было никак не обойтись.

Но он ни в чем не участвовал. Просто стоял в сторонке и следил за ними — подавленный, отрешенный, терзаемый тревогой. Лукас чувствовал себя слишком чуждым этому светлому миру счастья. Он не сходил с места, настороженный и бдительный, среди всей этой веселой суеты и готовился дать отпор… чему?

Лукас и сам не знал толком и не мог ничего объяснить, пока не стало слишком поздно, пока он не понял, что видит перед собой то самое чудовище из ночного кошмара. Только сейчас монстр аккуратно спрятал клыки и когти, весело смеялся и предлагал окружающим улыбнуться пошире.

Вообще-то фотоаппарат был у Фрэн, что Марианна предложила всем сняться возле снежной крепости. И рядом оказался Брэндон, согласившийся сделать снимок.

Брэндону Кристиансону тогда исполнилось уже шестнадцать лет — золотой мальчик, блестящий наследник старинной династии, распоряжавшейся такими деньгами и властью, что им давно можно было не считаться с правилами морали, обязательными для простых смертных.

Вскоре после того как сделали снимок, Брэндон с дружками объявили о начале новой игры — по их правилам и с обязательным участием всех детей. Парк превратился в стойбище индейцев, а Брэндон с компанией — в лыжный десант, завоевавший эту землю.

Безмятежные радости зимних игр и до этого уже не раз омрачались неожиданными и грубыми появлениями шумной банды лыжников. Сейчас же у них появилась конкретная цель, и четверка избалованных юнцов разгулялась вовсю. Они носились от снеговика к снеговику, безжалостно орудуя палками и оставляя безутешных скульпторов обливаться слезами. Напоследок был оставлен самый лакомый кусок: снежная крепость с тремя принцессами, слезно молившими о пощаде, и их единственным молчаливым девятилетним рыцарем. С воплями и улюлюканьем налетчики устремились туда.

Лукас доблестно сражался до конца, стараясь не допустить мародеров к заветной добыче. Стоя перед замком, он пытался хватать лыжников за палки, хотя их острые концы больно царапали кожу.

К свалке присоединились Марианна, Фрэн и даже младшая сестра самого Брэндона, ровесница Дженни. Некоторое время зимний воздух звенел от детского визга, рева вконец озверевших юнцов и хруста разрушаемых с дикой яростью снежных стен.

И вдруг наступила мертвая тишина. Потому что Дженнифер Луиза Кинкейд решила выступить с речью. Она отважно встала на пути у Брэндона, и ее руки взвились в горячей и гневной отповеди.

Неизвестно чем, бы все закончилось, но на сцену выступила мать главного заводилы. Это также являлось привилегией клана Кристиансонов — получать выволочки только от своих женщин, пусть даже их принадлежность к семье определялась исключительно брачными узами. К таким выговорам прислушивались не только чересчур спесивые юнцы, но и взрослые мужчины.

Патриция Кристиансон предложила детям помириться, пригласив и разбойников, и их жертвы в родовой особняк, чтобы угостить всех горячим какао с булочками.

Дженни приняла приглашение только ради младшей сестры Брэндона, своей подруги. Девочка была вне себя от горя из-за выходки старшего брата. Она уже решила, что Дженни, Марианна и Фрэн не простят ее никогда. Если бы не это, ни Дженни, ни Марианна и Фрэн не пошли бы в дом Кристиансонов. Отчаяние девочки было единственной причиной. А вовсе не извинения, которые принес им Брэндон, за разрушенный замок.

И там же, перед снежными руинами, он дотянулся до Лукаса и взъерошил ему волосы, словно желая воздать должное его беспримерной отваге.

— А ты боевитый парень. Настоящий солдат. Этот ли небрежный жест заставил Лукаса держаться подальше от недавнего врага? Или он снова ощутил те самые когти ярости и мрака, что терзали накануне его душу?

Нет, не может быть! В то время Брэндон все еще прятал чудовище, притаившееся внутри. Или уже не скрывал?..

Вероятно, Лукасу до конца жизни суждено мучиться этим вопросом. Что, если было наоборот и не дьявол прятал свои когти, а он, Лукас, струсил и убежал от очевидного, в первый и последний раз отказавшись придать значение шевельнувшемуся в душе ужасу?

Ведь если бы Лукас не побоялся почувствовать угрозу, он ни за что бы не оставил Дженни без присмотра, не отошел бы от нее ни на шаг, охраняя до самого возвращения под крышу своего дома.

Но вышло так, что Лукас вернулся в Беллемид один. И когда дьявол снова подверг пытке его душу, действуя еще более бесцеремонно и безжалостно, он каким-то образом умудрился доковылять на негнущихся ногах к Лоренсу, туда, где перед уютным пламенем камина создавалась очередная пьеса.

Выкрикнул ли тогда Лукас свое тревожное послание человеку столь же чуткому, как и он сам? Нет. Он показал это на руках. Как всегда. На языке жестов.

«Мы нужны Дженни. Как можно скорее! Умоляю!» Лоренс не пытался оспаривать его просьбу ни тогда, ни после.

«Тогда» главным для них обоих была Дженни. А «потом» уже не имело никакого значения. Мужчина и мальчик опрометью выскочили в зимние сумерки, миновали развороченную снежную деревню и побежали к особняку Кристиансонов. Горячее какао лилось рекой, в духовке поспевала уже третья порция сладких булочек, Марианна и Фрэн не отходили от все еще убитой горем младшей сестры Брэндона, а сам он с компанией своих мародеров смотрел телевизор.

Не было только Дженни.

Брэндон уверял, что она давно должна быть в Беллемиде. Он сам проводил ее домой еще час назад. Дженни сама выбрала его в провожатые в знак полного примирения. И сейчас наверняка сидит где-нибудь дома.

«Врешь!» — неистово прожестикулировал Лукас. И снова выскочил на улицу, в подступавшую тьму. Лоренс метнулся за ним, а следом показались Марианна и Фрэн. Собственно говоря, теперь Дженни искали все — даже Брэндон.

Они побежали вслед за Лукасом прямо в ночь. Несмотря на темноту, он безошибочно угадывал направление — след, который не учуяла бы ни одна ищейка в мире, ведущий к боли, насилию и смерти в старом лодочном сарае на берегу замерзшего пруда.

Двадцать семь лет назад. В этот же самый день.

— Брэндон ее убил, — выдохнула Гален в тишине, повисшей в просторной белоснежной гостиной роскошного пентхауса, вознесенного к самым небесам.

Ее слова оказались обращены к пантере. Гибкой. Мускулистой. Готовой убивать.

— Да. Это сделал он.

— Ох, Лукас. Мне так жаль…