Когда мы начали репетировать на квартире у Джека Кэсэди и Марти Бэйлина в Хейт-Эшбери, Сигне Андерсон как раз заканчивала выступать с 'Airplane'. Поскольку группа хорошо знала материал, им не нужно было практиковаться.

Но мне-то было нужно!

Когда мы собирались на репетиции, большая часть времени уходила на треп и прослушивание чужих записей, поэтому мне трудно было познакомиться с музыкой. 'Airplane' были первой группой из Сан- Франциско, подписавшей контракт с большой фирмой, 'RCA'. Поскольку один альбом, 'Jefferson Airplane Takes Off', они уже записали, я могла петь под эту запись. Но на диске было далеко не все, что группа исполняла на концертах. Чтобы выучить программу, пришлось ходить по клубам и слушать их вживую.

Сигне все еще была вокалисткой и честно отрабатывала концерты. Но однажды в 'Филлморе' к нам в гримерку зашел жутко нервничавший Билл Грэм. С порога он заорал:

- Где Сигне? Вам выходить через пять минут! - Продолжения я боялась больше всего. - Грейс, скажи, ты готова петь сейчас?

- А... может, еще пару минут подождем? Может, в пробке застряла...

Сигне так и не приехала.

Когда я вышла на сцену 'Филлмора' с 'Jefferson Airplane' первый раз, у меня тряслись поджилки. 'Airplane' тогда уже были сверхпопулярны, а 'The Great Society' еще только пытались взобраться по лестнице успеха. Меня, собственно, ужасало не отсутствие у меня таланта или знания материала. Я знала все эти песни, я слышала их много раз. Публика в 'Филлморе' тоже меня знала по 'The Great Society', поэтому я не боялась, что они посмеются надо мной или текстами моих песен.

Проблемой было то, что я не привыкла играть без репетиций, без скрупулезных приготовлений. Я до сих пор такая - мне нужно практиковаться, пока все не будет звучать идеально. Я думала, что перед моим первым концертом в составе 'Airplane' мы будем долго репетировать, чтобы замена Сигне прошла безболезненно. И вот на тебе - стою на сцене, без малейших приготовлений и абсолютно в себе не уверенная!

Но, выйдя на сцену, я приосанилась, собралась, постаралась двигаться плавно, расслабить руки - и никакого щелканья пальцами! Я улыбнулась и посмотрела в зал, надеясь, что во взгляде читается: 'Вы знаете, что я тут впервые. А я знаю, что вы ждали Сигне. Но теперь здесь я, а кому не нравится - может идти к черту!' Мне хотелось показать, что все нормально, что я контролирую ситуацию. Но нервы были на пределе.

Я не представляла, насколько громче, чем 'The Great Society', играют 'Airplane'. Через плохие мониторы не было слышно ничего, кроме воя электрогитар - я даже не знала, попадаю ли я в ноты. Очень трудно петь, когда себя не слышишь. На гитаре есть лады: они всегда на месте, поэтому можно играть, не слыша себя: берешь аккорд - и можешь быть в нем уверен. То же самое и с клавишами. Но у певца-то инструмент невидимый, поэтому, не слыша себя, трудно знать наверняка, что именно поешь.

В тот вечер я надеялась, что примерно попадаю в то, что играла группа. Я знала, что пела ужасно, но когда все закончилось, и менеджер Билл Томпсон, и ребята наперебой меня хвалили. Кто-то сказал: 'У нас запись есть, хочешь послушать?'

Я быстро ответила, не желая снова слушать эту гадость: 'Нет уж! Чего я хочу, так это немного порепетировать! И с подключенными инструментами - а не это дурацкое акустическое треньканье, по которому ничего не поймешь!'

Когда музыканты понимают друг друга, группа играет хорошо и настроение отличное. Лучше этого ничего нет. Это биологический и духовный феномен: и аудитория, и исполнитель чувствуют силу музыки. Со мной такое случается постоянно, когда я еду в машине или сижу дома, слушая музыку с громкостью децибел 130 - ощущение, что теряешь вес, как будто плаваешь с аквалангом, баллоны которого заполнены веселящим газом.

Когда я впервые попала в Студию А на бульваре Сансет, принадлежащую 'RCA', я чувствовала себя, как ребенок, любящий лошадей, которому купили абонемент на скачки на два месяца. Там стояли четыре гигантские колонки 'Altec', чтобы слышать запись, можно было сделать звук более объемным или более плоским, а инженеры могли сделать все - если сможешь им объяснить, чего хочешь. Вокруг были бессчетные кнопочки, лампочки и шнурочки, придававшие процессу записи дополнительную таинственность. Помимо стационарного оборудования мы экспериментировали и с новейшими гитарными 'примочками', которые появлялись тогда чуть ли не ежедневно. Рик Джаррард, наш продюсер, был ставленником 'RCA', но конечный 'продукт', как результат компромисса между его и нашими желаниями, устроил всех. Во время записи 'Surrealistic Pillow' я проводила в студии все время, даже тогда, когда необходимости в этом не было, пытаясь понять, как все эти машины превращают простейшие шумы в мощное сбалансированное звучание. Это был второй альбом для 'Airplane' (после 'Jefferson Airplane Takes Off'), но для меня-то он был первым, поэтому я не желала пропускать ни секунды процесса.

Может, вам интересно, что означает 'Surrealicic Pillow' ('Сюрреалистическая подушка')? Честно говоря, сама не знаю. Это одно из тех названий, которые каждый трактует по-своему. Когда Марти Бэйлин спросил у Джерри Гарсии, что он думает об этой записи, Джерри ответил: 'Звучит как сюрреалистическая подушка'. Как спать на подушке? Проснуться? Мечтать? Видеть сны? Заниматься любовью? Определение 'сюрреалистическая' оставляет вопрос открытым.

То, что происходило за стенами студии, действительно напоминало сюрреализм. Мы жили в 'Тропикане', дешевом мотеле на бульваре Санта-Моника. Газовая плита в комнате, постоянный (зато абсолютно бесплатный) чад. В один из наших первых вечеров в Лос-Анджелесе, возвращаясь из студии, мы услышали собачий вой. На балконе на четвереньках стоял абсолютно голый Джим Моррисон и выл на луну.