непосредственными подходами к ним. Вдоль дорог, ведущих через империю, на расстоянии дня пути друг от друга (30 – 50 километров), располагались посты правительственных войск, которые имели смену лошадей или мулов для использования гонцами на следующем переходе. Таким образом, мар шипри путешествовал верхом с небольшой свитой военных. При себе он имел таблички с письмами губернатора и ответами царя. Лошади, взятые на очередном посту, могли использоваться только на строго ограниченных дорогах, чтобы при необходимости всегда на каждом из них нашлись свежие, отдохнувшие животные. Последнее неоднократно приводило к трениям. Найдено немало писем с жалобами царю от персонала поста на высокопоставленного чиновника, потребовавшего последних лошадей для использования на неофициальном маршруте. Это могло вызвать сбои в системе связи. Один из «постовых» людей объяснил царю: «Царь, мой повелитель, знает, что на пути в Шабиришу нет наших постов и животные, которые направятся туда, не вернутся».

Можно с уверенностью заявить, что известная персидская система дорожных постов, действующая на всем протяжении Персидской империи, не является изобретением персов, а лишь развитием уже существующей ассирийской системы.

Описанная выше система связи далеко не всегда соответствовала возникающим обстоятельствам. Так, временами в отдаленных горных провинциях сильные снегопады прерывали сообщение, но депеши все равно должны были попадать ко двору. Мы знаем, как поступали в таких случаях, из письма чиновника по имени Дур-Ашшур, возможно губернатора провинции Тушхан, расположенной в горах сегодняшней Юго- Восточной Турции. В своем письме царю Дур-Ашшур замечает: «Возможно, царь скажет: «Почему ты не послал... мар шипри?» Снег слишком глубок, поэтому я послал дайалу («бегуна») с депешей». Можно сделать вывод, что «бегуном» был опытный горец, который мог найти путь по местности, непроходимой для лошадей. Использование обычного мар шипри было неразумным также, если новости предназначались для передачи только лично царю или другому губернатору. В таких случаях отправлялся специальный посланник, который имел рекомендательное письмо, запечатанное печатью своего господина. Только предъявив «верительные грамоты», такой посланник излагал свою информацию с соблюдением всех требований секретности. У царя было несколько таких агентов, которых называли курбути (доверенное лицо). Когда поступала жалоба на поведение высокопоставленного чиновника, как правило, один из них отправлялся, чтобы провести расследование и доложить царю результат. Даже губернатор не мог отказаться принять личного посланца царя, поскольку не имел полной свободы действий на своей территории. Не только его инициативы были ограничены. Во многих случаях губернатор получал и запрашивал инструкции из столицы как по вопросам общей политики, так и по довольно тривиальным мелким проблемам. Бывали случаи, когда один губернатор подчинялся другому, правившему в соседней провинции. А уж жалобы на губернаторов поступали к царю отнюдь не редко и тщательно расследовались. Но кто же осмеливался критиковать губернатора? Судя по всему, жалобы шли либо от другого чиновника, считавшего, что губернатор покушается на его привилегии, или от горожан, даже, возможно, не ассирийцев, которые подвергались угнетению и обращались к царю за справедливостью. Мы имеем письмо некоего Мардук-шум-узура, который обратился к царю, чтобы ему вернули собственность, поскольку небольшое поместье, выделенное ему предшественником царя в качестве фьефа, было захвачено губернатором Бархальци, хотя, по утверждению Мардук-шум-узура, он всегда исправно выполнял свои феодальные обязанности.

«Царю, моему господину, твой слуга Мардук-шум-узур. Да пребудет всегда благополучие с царем, моим господином. Да благословят царя, моего господина, боги Набу и Мардук.

Отец царя, моего господина, пожаловал мне 10 имеров пашни в стране Халах. В течение 14 лет я пользовался этим участком, и никто не оспаривал у меня этого права. Теперь же пришел правитель области Бархальци, употребил силу по отношению к земледельцу, разграбил мой дом и отнял у меня мое поле. Мой владыка-царь знает, что я лишь бедный человек, который несет службу охраны для моего господина и который предан дворцу. Так как у меня теперь забрали мое поле, я прошу у царя справедливости. Пусть мой царь воздаст мне по праву, дабы я не умер от голода».

Мы не знаем, добился ли справедливости Мардук-шум-узур. Не знаем мы и того, при каких условиях обращение от простого горожанина могло дойти до царя. Несомненно, чиновники во многих случаях могли не допустить рассмотрение такой жалобы царем. Тем не менее присутствие таких писем в царских архивах говорит о том, что, по крайней мере, в некоторых случаях подобные обращения достигали цели.

Отдельные древние города, даже в период расцвета Ассирийской империи, пользовались значительной автономией, которую царь, обычно желая обуздать, все же был вынужден признавать. Как возникали или расширялись такие права (за пределами собственно Ассирии), изложено в нескольких письмах, написанных в 731 г. до н. э. Тиглатпаласару III. Два автора, чиновники в Вавилонии, оказались в очень сложной ситуации. Они столкнулись с бунтом, столицу – Вавилон – захватили бунтовщики, а в пределах досягаемости не было существенных ассирийских сил. В одном письме они доложили царю о принятых мерах. По их словам, они заняли место у городских ворот, чтобы начать переговоры с вавилонянами, засевшими внутри. Очевидно, они попытались вызвать раскол между мятежными халдейскими лидерами и коренными вавилонянами. В этом отношении, как, впрочем, и в других, вся сцена удивительно напоминает попытку переговоров между Рабсаком и обитателями Иерусалима (4 Цар., 18: 26 и далее). «Почему вы ведете себя враждебно к нам? – вскричал ассирийский чиновник. – Привилегии вашего города уже определены в грамоте». Надо полагать, он имел в виду, что в обмен на сотрудничество готов признать все их традиционные местные права. Другое письмо описывает подобные переговоры во время того же кризиса в другом месте. В нем автор конкретно обещал людям, занявшим город лидеров повстанцев: «Я освобожу от принудительного труда и дани всех арамейцев, которые дезертируют».

В древних городах местное управление обычно находилось в руках старейшин или их совета под руководством хазанну, чиновника, о котором уже говорилось в связи с городом Тирка в старовавилонском периоде. Этого чиновника нередко для удобства восприятия современным читателем называют мэром, хотя в Ассирии его статус был, вероятнее всего, не только гражданским, но и религиозным. Хазанну в совете старейшин в таком городе, как Ашшур, мог быть постоянным источником тревоги для царя, и это, вероятно, являлось причиной некоторых изменений в столичном городе. Это также могло являться причиной существования в некоторых крупных городах, помимо хазанну, другого чиновника, титул которого назывался «человек города». Эта должность не была столь древней, как хазанну, которая существовала уже в начале 2-го тысячелетия до н. э. и не имела религиозного значения. Можно предположить, что должность была специально создана ассирийскими царями, чтобы служить противовесом хазанну и быть на страже царских интересов в городе. Соответствующий метод установления некоторого царского контроля в могущественных храмовых корпорациях был использован в Вавилонии несколько позже. Как уже отмечалось, разные цари давали поддерживающим их городам ценные привилегии в отношении освобождения от налогов, и существование грамот, содержащих такие привилегии, часто сбивало с толку следующих правителей. Однако, в отличие от Вавилонии, где городские земли тянулись на 50, а иногда и на 80 километров от черты города, официальные пределы юрисдикции ассирийского города были довольно ограниченны. Власть хазанну тоже ограничивалась городскими стенами. Таким образом, в самой Ассирии в качестве последнего средства центральное правительство всегда могло держать в страхе проблемный город, окружив его войсками, а если необходимо, и перерезав жизненно важные для него торговые пути. Известны случаи, когда это действительно происходило. В одном из писем хазанну Ашшура пишет царю, жалуясь, что два шейха племени иту разбили лагерь со своими людьми в канну перед великим городом Ашшуром и мешают нормальной жизни города:

«Царю, нашему господину, твой слуга Мутаккил-Ашшур, помощник жреца, и твой слуга Иштар-наид, хазанну. Да пребудет всегда благополучие с царем, моим господином. Да благословят царя, моего господина, бог Ашшур и храм Эшарра.

Бибийя, предводитель людей иту, и Тардиту-Ашшур, предводитель людей иту, оба расположились в канну Ашшура перед Великими воротами и вместе едят и пьют вино. Они мешают выходу из города. Я направил к ним своих людей, но они задержали их и наложили на них руки...Я бессилен против них».

Ашшур, один из древнейших городов, был одним из тех, кто требовал для себя особых привилегий, а войска иту, как нам известно из многочисленных ссылок в других письмах и прочих документов, использовались царем для полицейской работы, чтобы справиться с непокорными городами. Поэтому хазанну вряд ли был настолько наивен, чтобы считать, что шейхи иту расположились у городских ворот по