сенсационную новость. И, готовясь лечь спать, она решила, что, наверно, в Нью-Йорке прекрасно встретили его как автора будущей книги.

Но, лежа на кушетке в нижней гостиной, одна в доме, пустынном, тихом, она снова и снова возвращалась мыслями к услышанному. Нет, видимо, Митча взволновало что-то более важное, чем контракт на книгу. Он снова собрался уезжать. Она предвидела это. Но беда в том, что Митч, если чутье ее не обманывает, надеется уехать вместе с ней. Хм, а почему бы нет? Разве однажды она уже не потащилась за ним в Ливан, ни секунды не колеблясь?

Но сейчас все совсем по-другому. Ей ужасно не хотелось ехать. У нее вызывала протест сама мысль о том, что придется бросить родных, работу, друзей и мчаться в какую-нибудь прифронтовую зону. Ей невыносимо было представить себя там. Она ненавидела ежедневные бомбежки, ее приводила в содрогание гибель невинных детей. Она ненавидела чувство, от которого узлом стягивало желудок, когда Митч куда-то исчезал, иногда на несколько дней. Ведь тогда доктор в американской университетской больнице предупредил ее, что если она не научится расслабляться, то к двадцати пяти годам ее ждет язва желудка!

Эланна училась расслабляться. Пробовала самогипноз, биофидбек[1] , визуализацию. Ничего не помогало. Тогда доктор прописал ей физические упражнения. Но однажды, когда она каталась на велосипеде вдоль реки Хамра, бомба взорвалась прямо перед редакцией газеты «Ан-Нахар» через считанные секунды после того, как она миновала ее.

Наконец она попыталась приспособиться, преуменьшая свои страхи и стараясь разделять энтузиазм, с каким муж относился к работе. Но и это не дало эффекта. И получилось так, что Эланна не мечтала вернуться домой в Штаты только в те минуты, когда лежала в постели с Митчем. К несчастью, они не могли проводить всю жизнь в постели.

Эланне так и не удалось уснуть, она пошла в кухню, поставила на огонь кофейник и включила радио. Покрутила колесико и нашла станцию, транслирующую классическую музыку. Передавали Шопена, который должен был успокаивать, но успокоение к ней не пришло. Всю ночь Эланна крутила колесико и слушала станции и голоса, голоса...

Под утро, сидя в темной кухне и потягивая кофе, она слушала признания одиноких людей, которые жаловались, что сон для них – недостижимая мечта. О Боже, кажется, эта ночь никогда не кончится.

Вылет с аэродрома «Ла-Гардия» откладывался на сорок пять минут. Эти сорок пять минут показались Митчу вечностью. Ему не терпелось вернуться в Сан-Франциско. Поделиться новостью с Эланной. Но главное – поговорить по душам, а то что же получается – они живут как чужие люди.

Насколько Митчу не терпелось обсудить будущее, настолько он еще не был готов рассказать о прошлых пяти годах. Вероятно, рассуждал он, Эланна не захочет слушать отвратительную правду. В конце концов, даже после возвращения испытанное оставалось его глубоко личным переживанием. Если на то пошло, люди, выражая сожаление по поводу того, что случилось, боялись услышать подробности мрачной истории. Ведь предпочтительнее и даже безопаснее для собственного комфорта думать о пережитом им кошмаре в абстрактных понятиях. А неприятные грани современной жизни каждый может увидеть в вечерних новостях.

Когда самолет достиг положенной по курсу высоты в тридцать тысяч футов, Митч подумал, как изменилась его жизнь за последние шесть лет, с того дня, когда на лугу с полевыми цветами он впервые предавался с Элли любви. Порой казалось, что этот солнечный идиллический день был только вчера, а порой – будто это случилось в другой жизни.

Они оба изменились, и это очевидно. Возникла дистанция, которой раньше не существовало. Но такого следовало ожидать, убеждал он себя. Ведь, в конце концов, их бурный роман не дал им времени, нужного для того, чтобы хорошо узнать друг друга. А первый год брака, честно говоря, трудно считать подходящим для создания фундамента будущей жизни. Они жили в городе среди руин, где ежедневно рвались снаряды.

Но это была его жизнь. И он никогда, тут нет сомнения, не лгал ей. Элли знала, на что идет.

Но действительно ли знала? – спрашивал внутренний голос. Элли была юной и очень, очень наивной, и не составляло труда увлечь ее. Она открыто восхищалась им, считала героем, и что-то похожее на обожание светилось в ее глазах. И если уж быть честным с собой, надо признать, что он наслаждался именно такой, безраздельно преданной Элли. Это ясно.

Так было тогда. А как будет сейчас? Сейчас Элли – уверенная в себе женщина, делающая карьеру и быстро продвигающаяся в своей профессии. Женщина, которая вряд ли захочет перевернуть свою жизнь вверх тормашками. Еще раз.

Он вздохнул. Ему и Эланне, несомненно, предстоит обсудить множество проблем. В том числе и Джонаса Харта.

В тот самый момент, когда Митч размышлял о своем сопернике, Джонас сидел на борту яхты и пил кофе с братом Эланны. Покрасневшие веки и темные круги под глазами свидетельствовали о бессонной ночи.

– Ты уверен в том, что делаешь? – спросил Дэвид.

– Черт возьми, нет. – Джонас потер небритую щеку. – Но, наблюдая за ней во время нашего последнего обеда, я решил, что хуже уже быть не может.

– А если она выберет Митча?

– Этого она не сделает.

– Ты так уверен в ней?

– Нет, – твердо ответил Джонас. – Я уверен в нас. – Челюсть его упрямо выдвинулась вперед. Взгляд выдавал непреклонность. – Дело в том, что она должна сама это понять. Если я буду удерживать ее за руку, есть вероятность, что всю оставшуюся жизнь она проведет в сомнениях: правильное ли приняла решение. Придется довериться ее инстинкту, понадеяться на то, что она сумеет сделать верный выбор. Верный для себя. И для нас обоих. И когда она придет ко мне, а она придет, – с мрачной убежденностью сказал он, – я хочу, чтобы у нее не было никаких колебаний.

– А если не придет? – спокойно спросил Дэвид.

– Тогда я украду ее, уплыву на край света и буду держать на яхте до тех пор, пока она не передумает.

Оба засмеялись, но в их смехе не слышалось веселья.

Когда Митч вошел, Эланна ждала его в солярии. Только взглянув на ее бледное лицо, синие тени под усталыми глазами, на дрожавшие руки, Митч догадался обо всем, что хотел знать. Очевидно, жена не считает его возвращение домой радостным событием.

– Ты здорова?

– А я как раз собиралась задать этот вопрос тебе. – Ей даже удалось улыбнуться.

– Со мной все хорошо, – отмахнулся он. – Фактически телевидение, пока я был в Нью-Йорке, заставило меня пройти еще одну медицинскую комиссию. Врачи заявили, что я здоров, как мул.

– По-моему, правильнее было бы сказать: здоров, как лошадь, и упрям, как мул.

– Это они тоже сказали. – Мелькнула улыбка, быстрая и беззаботная. Но, как он ни старался держаться непринужденно, натянутость между ними росла и обволакивала, будто густой утренний туман.

– Я хотела встретить тебя в аэропорту, – сказала Эланна, – но ты не сообщил, каким рейсом прилетаешь. А когда наконец сообразила позвонить в отель, ты уже уехал.

– Все нормально. Телевидение прислало за мной лимузин. – Митч сел на софу рядом и обнял Эланну. Она чуть-чуть напряглась, но не отодвинулась. И Митч посчитал это хорошим признаком. – Нам пора поговорить, – предложил он.

– Да, – кивнула Эланна. Сердце у нее подпрыгнуло к горлу.

Чувствуя нарастающее волнение, Митч играл кончиками ее волос. Неожиданное воспоминание обожгло его. Воспоминание об ощущении, которое вызывали эти шелковые, разметавшиеся по его груди волосы после любовной страсти.

– Телевидение дало мне новое назначение.

– О? – Эланна, вскинувшись, поглядела на него. – А как же книга?

– Ты же знаешь меня, Элли. – Улыбка заиграла в углах его губ. – Я не смогу провести целый год, или