костяшек, и роз, и костей.Чтоб прическу ослабив и чайный и шалый,Зачаженный бутон заколов за кушак,Провальсировать к славе, шутя, полушалокЗакусивши, как муку, и еле дыша.Чтобы, комкая корку рукой, мандаринаХолодящие дольки глотать, торопясьВ опоясанный люстрой, позади, за гардиной,Зал, испариной вальса запахший опять.Так сел бы вихрь, чтоб на париПорыв паров в путиИ мглу и иглы, как мюрид,Не жмуря глаз снести.И обьявить, что не скакун,Не шалый шепот гор,Но эти розы на бокуНесут во весь опор.Не он, не он, не шепот гор,Не он, не топ подков,Но только то, но только то,Что – стянута платком.И только то, что тюль и ток,Душа, кушак и в тактСмерчу умчавшийся носокНесут, шумя в мечтах.Им, им – и от души смеша,И до упаду, в лоск,На зависть мчащимся мешкам,До слез – до слез!

Песни в письмах, чтобы не скучала

Воробьевы горы

Грудь под поцелуи, как под рукомойник!Ведь не век, не сряду, лето бьет ключом.Ведь не ночь за ночью низкий рев гармоникПодымаем с пыли, топчем и влечем.Я слыхал про старость. Страшны прорицанья!Рук к звездам не вскинет ни один бурун.Говорят – не веришь. На лугах лица нет,У прудов нет сердца, бога нет в бору.Расколышь же душу! Всю сегодня выпей.Это полдень мира. Где глаза твои? Видишь, в высях мысли сбились в белый кипеньДятлов, туч и шишек, жара и хвои.Здесь пресеклись рельсы городских трамваев.Дальше служат сосны, дальше им нельзя.Дальше – воскресенье, ветки отрывая,Разбежится просека, по траве скользя.Просевая полдень, тройцын день, гулянье,Просит роща верить: мир всегда таков.Так задуман чащей, так внушен поляне,Так на нас, на ситцы пролит с облаков.Мein LiВchen, was willst du noch mehr?[5]По стене сбежали стрелки.Час похож на таракана.Брось, к чему швырять тарелки,Бить тревогу, бить стаканы?С этой дачею дощатой0Может и не то случиться.Счастье, счастью нет пощады!Гром не грянул, что креститься?Может молния ударить, — Вспыхнет мокрою кабинкой.Или всех щенят раздарят.Дождь крыло пробьет дробинкой.Все еще нам лес – передней.Лунный жар за елью – печью,Все, как стираный передник,Туча сохнет и лепечет.И когда к колодцу рветсяСмерч тоски, то мимоходомБуря хвалит домоводство.Что тебе еще угодно? Год сгорел на керосинеЗалетевшей в лампу мошкой.Вон зарею серо-синейВстал он сонный, встал намокший.Он глядит в окно, как в дужку,Старый, страшный состраданьем.От него мокра подушка,Он зарыл в нее рыданья.Чем утешить эту ветошь?О, ни разу не шутивший,Чем запущенного летаГрусть заглохшую утишить?Лес навис в свинцовых пасмах,Сед и пасмурен репейник,Он – в слезах, а ты прекрасна,Вся, как день, как нетерпенье!Что он плачет, старый олух?Иль видал каких счастливей? Иль подсолнечники в селахГаснут – солнца – в пыль и ливень?

Распад

Вдруг стало видимо далеко

Во все концы света.

Гоголь
Куда часы нам затесать?Как скоротать тебя, распад?Поволжьем мира чудесаВзялись, бушуют и не спят.И где привык сдаваться глазНа милость засухи степной,Она, туманная, взвиласьРеволюционною копной.По элеваторам, вдали,В пакгаузах, очумив крысят,Пылают балки и кули,И кровли гаснут и росят.У звезд немой и жаркий спор:Куда девался Балашов? В скольких верстах? И где хопер?И воздух степи всполошен:Он чует, он впивает духСолдатских бунтов и зарниц,Он замер, обращаясь в слух.Ложится – слышит: обернись!Там – гул. Ни лечь, ни прикорнуть.По площадям летает трут.Там ночь, шатаясь на корню,Целует уголь поутру.

Романовка

Степь

Как были те выходы в тишь хороши!Безбрежная степь, как марина.Вздыхает ковыль, шуршат мураши,И плавает плач комариный.Стога с облаками построились в цепьИ гаснут, вулкан на вулкане.Примолкла и взмокла безбрежная степь,Колеблет, относит, толкает.Туман отовсюду нас морем обстиг,В волчцах волочась за чулками,И чудно нам степью, как взморьем, брести —Колеблет, относит, толкает.Не стог ли в тумане? Кто поймет?Не наш ли омет? Доходим. – Он.– Нашли! Он самый и есть. – Омет.Туман и степь с четырех сторон.И млечный путь стороной ведетНа Керчь, как шлях, скотом пропылен.Зайти за хаты, и дух займет:Открыт, открыт с четырех сторон.Туман снотворен, ковыль, как мед.Ковыль всем млечным путем рассорен.Туман разойдется, и ночь обойметОмет и степь с четырех сторон.Тенистая полночь стоит у пути,На шлях навалилась звездами,И через дорогу за тын перейтиНельзя, не топча мирозданья.Когда еще звезды так низко росли,И полночь в бурьян окунало,Пылал и пугался намокший муслин,Льнул, жался и жаждал финала?Пусть степь нас рассудит и ночь разрешит,Когда, когда не: – в началеПлыл плач комариный, ползли мураши,Волчцы по чулкам торчали?Закрой их, любимая! Запорошит! Вся степь – как до грехопаденья:Вся – миром обьята, вся – как парашют,Вся – дыбящееся виденье!

Душная ночь

Накрапывало, – но не гнулисьИ травы в грозовом мешке,Лишь пыль глотала дождь в пилюлях,Железо в тихом порошке.Селенье не ждало целенья,Был мак, как обморок, глубок,И рожь горела в воспаленье,И в лихорадке бредил бог.В осиротелой и бессонной,Сырой, всемирной широтеС постов спасались бегством стоны,Но вихрь, зарывшись, коротел.За ними в бегстве слепли следомКосые капли. У плетняМеж мокрых веток с ветром бледнымШел спор. Я замер. Про меня! Я чувствовал, он будет вечен,Ужасный, говорящий сад.Еще я с улицы за речьюКустов и ставней – не замечен,Заметят – некуда назад:Навек, навек заговорят.

Еще более душный рассвет

Все утро голубь ворковалНа желобах,Как рукава сырых рубах,Мертвели ветки.Накрапывало. НалегкеШли пыльным рынком тучи,Тоску на рыночном лотке,Боюсь, моюБаюча.Я умолял их перестать.Казалось – перестанутРассвет был сер, как спор в кустах,Как говор арестантов.Я умолял приблизить час,Когда за окнами у васНагорным ледникомБушует умывальный тазИ песни колотой куски,Жар наспанной щеки и лобВ стекло горячее, как лед,На подзеркальник льет.Но высь за говором под стягИдущих тучНе слышала мольбыВ запорошенной тишине,Намокшей,
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату