– Знаете, мы с Ларен решили, что нам пора возвращаться в Малверн. Мои люди соскучились по дому. Впрочем, скажу-ка я вам лучше все как есть. Они боятся, боятся этого странного места и озерного чудовища, которое Варрик называет Кальдон. Им не хочется оставлять здесь тебя, своего товарища, но они здорово боятся.

Клив посмотрел на Ларен и увидел, что ее взгляд устремлен на озеро. Он знал – она высматривает там чудовище. Она только и делала, что смотрела на озеро в разное время дня, пристально вглядываясь в его поверхность.

Меррик сказал:

– Она хочет увидеть чудовище еще раз. Она хорошо разглядела его в тот день, когда на нас напали разбойники, но, по ее словам, этого недостаточно. Она хочет, чтобы чудовище приплыло к ней, чтобы она могла с ним поговорить. Тогда она сочинит о нем историю, которая сотни лет будет переходить из поколения в поколение, и люди будут продолжать верить в это чудовище и искать его, как ищет она. Ей ужасно хочется выманить эту зверюгу из глубины.

– А я видела ее вчера, – вдруг сказала Кири, и все, остановившись, как вкопанные, уставились на нее. Девочка держала в руке ярко-лиловый цветок вереска, нюхая его и важно кивая. – Игмал был прав: Кальдон не чудовище. Кальдон – большая мама, у нее много деток. Она подплыла ко мне и улыбнулась. У нее длинная шея, но она умеет наклонять ее низко-низко, так что я смогла разглядеть ее лицо. Я сказала ей, что мой отец и ты, Чесса, не такие, как господин Варрик. Мне кажется, что ей совсем не хочется подплывать на его зов. Она была очень грустная. Я смотрела на нее и чувствовала, что какая-то сила заставляет ее плыть к Варрику, когда он ее зовет. А потом она вдруг скрылась под водой, и больше я ее не видела.

Клив смотрел на свою маленькую дочь, гадая, правдив ли ее рассказ. В конце концов он решил, что это выдумка, однако ему было приятно, что Кири способна сочинить такую великолепную небылицу. Возможно, у нее есть задатки скальда и, повзрослев, она станет второй Ларен.

– Кири, пожалуйста, расскажи мне перед сном обо всем, что ты видела, хорошо? – попросила Ларен.

– Хорошо, тетя, – прощебетала Кири и побежала собирать букет вереска, такого же лилового, как синяк, который остался на бедре Чессы после вчерашних любовных утех.

Клив сказал:

– Это моя земля, я здесь родился; Чесса говорит, что где буду жить я, там будет жить и она. Она клянется мне, что любит этот дикий край и что здешний туман ласкает ее лицо, как пальцы возлюбленного.

– Неужели я и правда так сказала, Клив?

– Ну, может быть, не так красноречиво, – сказал Клив. – Как бы то ни было, мы отсюда никуда не уедем. Это мой дом, моя земля. В Малверне мне ничего не принадлежит, Меррик. Хозяин там ты, а хозяйка – Ларен. Да, друзья мои, Чесса, Кири и я останемся здесь. Мы должны остаться. У меня есть один замысел, который, как мне кажется, должен понравиться моему отцу.

– Ты мог бы вернуться в Руан, ко двору герцога Ролло, – предложила Ларен. – Мой дядя очень ценит твои дипломатические способности.

– Когда я становлюсь дипломатом, я перестаю нравиться Чессе.

– Это точно, – подтвердила Чесса. – Он тогда становится скользким, как змея. Если бы он не был таким красивым, я бы не обратила на него никакого внимания, когда он явился ко двору моего отца.

Меррик коротко рассмеялся, качая головой, и пристально посмотрел на озеро.

– Смотрите, с моря опять наплывает туман. Похоже, здесь никогда не бывает ясно. В Норвегии бывают морозы и чересчур много снега, но в летние месяцы небо почти всегда безоблачное. Оно еще красивее, чем глаза Ларен.

– Ты привыкнешь, – сказала Чесса. – Я понимаю, ты не можешь решить, что делать. Ты боишься оставить нас здесь одних. Не бойся, ведь от тебя все равно ничего не зависит. Если Варрик захочет нашей смерти, он позаботится о том, чтобы нас прикончили. И твои воины нам не помогут. Возвращайся в Малверн, к своим детям, Меррик. А наш дом теперь здесь.

Меррик покачал головой, взял жену за руку и сказал:

– Мы уедем через два дня, если, конечно, ничего не случится.

– Мне надо поговорить с Кири, – бросила Ларен и поспешила вслед за девочкой, которая пыталась погладить овцу, пасущуюся на склоне холма возле куста вереска.

– Она хочет еще раз увидеть это треклятое чудовище, – сказал Меррик. – Молю богов, чтобы это ей удалось, иначе она будет изводить меня всю оставшуюся жизнь. – Он улыбнулся и быстро зашагал вслед за Ларен.

Чесса доела кашу с медом и медленно облизала деревянную ложку. Мед Арганы был так же сладок, как поцелуи Клива.

– Это верно, что Меррик со своими людьми скоро уезжает? – спросила Аргана.

– Да, – подтвердила Чесса. – Им незачем здесь оставаться. А мы с мужем останемся. Дом Клива здесь, а не в Малверне.

Аргана бросила на нее взгляд, смысла которого Чесса не поняла.

– Что ты будешь делать теперь, Аргана?

– Я? Делать? Что ты имеешь в виду, Чесса? Может быть, ты хочешь узнать, что я буду делать с Варриком, человеком, который восемнадцать лет был моим мужем и который готов был убить меня без особого сожаления? Ну так вот: я не сделаю ничего. Что может сделать женщина? Ничего, разве что продолжать прислуживать своему мужу и держать язык за зубами, а может быть, даже кусать его, пока не пойдет кровь.

– Ты могла бы по крайней мере сказать ему, что он свинья.

Аргана ошеломленно уставилась на нее, потом откинула голову назад и рассмеялась. Она все хохотала и хохотала, и Чессу в конце концов тоже разобрал смех. Все глядели на них с раскрытыми ртами, украдкой ища глазами грозного владетеля Кинлоха.

– Отчего здесь нет радости? – спросила Чесса. – Нет смеха? Сейчас ты смеялась, Аргана, и это тебе очень шло, однако посмотри на своих людей! Они потрясены тем, что мы посмели смеяться; пожалуй, они даже испуганы.

– Кейман иногда смеется, – сказала Аргана, – но чтобы дать волю смеху, она уходит далеко отсюда. Я видела, как она бродит по холмам, совсем как твоя Кири. Там она собирает цветы, нюхает их и улыбается, а порой даже смеется. У нее очень приятный смех. Кейман всегда была чудесным, милым ребенком, но она прожила здесь всю жизнь, а это, Чесса, слишком долго. Ты спасла меня, а я ни разу не заговорила с тобой об этом, потому что я… – Тут она вдруг осеклась и посмотрела на порез на своем пальце. Из него шла кровь.

– Ума не приложу, как это получилось. Я даже не заметила, как порезалась.

– Ранка глубокая, и тебе нужна помощь. У меня есть немного мази, которую мне дала Мирана с Ястребиного острова. Помажь ею свой порез, и он заживет.

Чесса быстро прошла в небольшую комнату, которую занимали они с Кливом, открыла сундучок, который стоял у изножия кровати и отыскала в нем целебные травы и баночку с мазью – подарок Мираны. Она отнесла мазь Аргане.

– Втирай ее в больное место по крайней мере трижды в день, и следи за тем, чтобы рана оставалась чистой. Повязки не надо. Мирана говорила мне, что раны заживают быстрее, если их овевает воздух.

Едва Аргана успела наложить немного белой мази на порез, обе женщины почувствовали, что на них упала тень. Чесса обернулась через плечо и вздрогнула, увидев, как Варрик смотрит на свою жену, которая втирала мазь в порезанный палец.

– Что ты делаешь, Аргана?

– Я как-то порезала палец, хотя совершенно не помню – как. И Чесса дала мне немного целебной мази.

На миг на лице Варрика мелькнуло такое выражение, словно у него руки чесались вырвать у нее пузырек с мазью и бросить его в огонь в очаге, однако он только пожал плечами и сказал: