себя одежду. Одежда Кейро тоже полетела на землю, и, обнаженные, они сжали друг друга в объятиях. Дрожа от сладостного предвкушения, Лоутон любовался волнующими формами соблазнительного женского тела и, увидев, каким желанием сияют зеленые глаза Кейро, окончательно потерял голову.

— Я люблю тебя, — прошептала она, всматриваясь в склонившееся над ней лицо Лоутона. — Только ты умеешь обречь меня на эту сладкую муку, и только ты можешь спасти меня от нее…

Услышав ее слова, Лоутон еще сильнее прижал Кейро к себе. Ее признание прозвучало как сигнал к действию. Он со стоном глубоко проник в нее. Их тела слились в одно целое. Лоутон вдыхал дурманящий аромат ее волос и наслаждался головокружительным восторгом, который дарила ему любовь этой женщины. Она была единственной, кому удалось заставить его забыть обо всем на свете. Он слышал оглушительное биение собственного сердца, выстукивающего волшебную мелодию его души. Он еще крепче прижал к себе Кейро, словно боялся, что она вдруг исчезнет и оставит его одного.

Волны наслаждения захлестывали Кейро, ей казалось, что она парит в небесах, перелетая с облака на облако, и она боялась, что умрет, не испытав до конца сводящее с ума ощущение.

Всякий раз, занимаясь любовью с этим мужчиной, Кейро представляла, что она делает это впервые. Она открывала для себя целый калейдоскоп удивительных, потрясающих ощущений и наслаждалась этим вихрем чувств.

А потом ее мозг и тело будто вспыхнули жарким сладостным пламенем. Кейро показалось, что сию секунду она умрет от наслаждения. По ее телу пробежала дрожь, а потом еще, и она еще крепче сжала Лоутона в своих объятиях, будто искала в нем спасения. Наконец, довершая ее наслаждение, тело Лоутона содрогнулось, освобождаясь от мучительной пытки, и его дрожь отозвалась в каждом ее нерве.

Кейро казалось, что она целую вечность лежит, ослепнув от невыразимого восторга. Она не ощущала тяжести Лоутона, укрывавшего ее от холодного воздуха и сырости. Она будто вознеслась на небеса, не покидая его объятий.

Лоутон тоже чувствовал, как от наслаждения у него пробегает по спине холодок. Однако в отличие от Кейро он отчаянно боролся с собой, пытаясь овладеть своими разумом и телом. Собственное безволие перед страстью к этой женщине пугало его. Но больше всего пугали такие моменты, как сейчас, когда ему начинало казаться, что он и на самом деле любит ее, а не придумал свою любовь.

Собравшись с силами, Лоутон поднялся, чтобы поискать разбросанную одежду. Милостивый Боже! Что, если он действительно потерял голову из-за женщины, которая хочет его погубить? То-то Гардинеры посмеются над ним, и раз уж он сделал такую глупость, ему остается только не терять надежды на то, что Кейро станет его союзником.

Ругнувшись про себя, Лоутон оделся и отошел в сторонку, чтобы собрать хворост для костра. Он-то рассчитывал, что проедет по Индейской территории, держа Лесную Птичку в силках, и сумеет избежать встречи с Гардинерами. Теперь уже такой уверенности у него не было, и Лоутон задумался над тем, станет ли Кейро защищать его в случае нападения. Может быть, она решила придерживаться такой же хитрой тактики, чтобы усыпить его бдительность» и слова любви только хитрая уловка, призванная обезоружить его?

«Нужно изменить план, — решил про себя Лоутон, присаживаясь на корточки, чтобы разжечь костер. — Нужно попытаться воззвать к ее здравому смыслу и убедить отказаться от преступного плана».

— К югу отсюда расположен Янгерз-Бенд, где находится могила Ночной Звезды, королевы бандитов Индейской территории, — неожиданно сообщил Лоутон.

Кейро, застегивавшая куртку, на мгновение замерла и вопрошающе уставилась на Лоутона. Что он за человек! Сначала соблазнил ее и признался в любви, а теперь без всякого перехода рассказывает о какой- то преступнице. Перескакивает с темы на тему с легкостью горной козы!

— Ходят слухи, что самый знаменитый из ее мужей, Джим Джули Старр, убил ее в феврале этого года. К несчастью, доказать это не удалось, — закончил Лоутон, подбрасывая в огонь поленья. Он надеялся, что Кейро воспримет его слова близко к сердцу. — Джим пытался заплатить Майло Хойту двести долларов за то, чтобы он убил Ночную Звезду. Но она нравилась Майло, очевидно, куда больше, чем собственному мужу. Когда Джиму не удалось подбить Майло на убийство, он попытался подставить своего соседа, Эдгара Уотсона, одолжив у него винтовку, ту самую, из которой, по всей видимости, и была убита Звезда. Но у Уотсона было алиби, к тому же он заметил следы сапог Джима неподалеку от того места, где была устроена засада. Судья Паркер снял с Уотсона все обвинения и выслал полицию, чтобы арестовать Джима.

Лоутон посмотрел на Кейро равнодушным взглядом.

— Смерть Звезды только доказывает, что преступление всегда наказывается, — философски заметил он. — Ее предал именно тот человек, которому она больше всего доверяла. Как видно, среди преступников не слишком распространено понятие о чести. Слава Богу, что я не из их числа, — добавил Лоутон как бы между прочим. — Эти люди не задумываясь выстрелят тебе в спину, стоит только зазеваться, даже если считают тебя своим.

Кейро хотела услышать от Лоутона слова любви, а вовсе не историю о том, как Ночная Звезда попала в засаду. Однако раз уж Лоутон, как заяц, перескакивает с одной темы на другую, никак не связанную с предыдущей, она будет вести себя так же.

— Лоутон, мне бы хотелось…

Не успела Кейро договорить фразу, как Лоутон перебил ее:

— Еще рассказывают о другой преступнице, по имени Элла Уотсон, по кличке Пастушка Кейт. Нет, она не имела никакого отношения к Эдгару Уотсону, которого подставили в качестве убийцы Звезды. Кейт занималась кражей скота и продовольствия и продавала краденое с прибылью в сто процентов. — Лоутон поворошил уголья в костре и пристально посмотрел на Кейро. — Но и Кейт пришел конец. В этом году Кейт и ее любовника, Джима Аверелла, выловили в их убежище в Вайоминге. Их так и повесили рядышком. Вот тебе еще один бесславный конец королевы воров и еще один пример того, как порядочная женщина сбилась с пути.

— Все это очень интересно, но я… — попыталась вставить Кейро, но Лоутон снова не дал ей договорить. Его переполняло желание навсегда отвадить Лесную Птичку от преступной жизни ради ее же блага и, конечно, ради своего.

— Впрочем, должен сказать, что самой жестокой преступницей на всем Западе была Кейти Бендер из Канзаса. Она не только славилась красотой, но была еще и своего рода мозговым центром банды. В семидесятые годы Кейти со своей семейкой торговала бакалейными товарами и предоставляла путешественникам стол и ночлег. После того как несколько человек, включая местного доктора, бесследно исчезли, отряд полиции обыскал ферму Бендеров и обнаружил, что жертвы Кейти были ограблены и похоронены в огороде.

Кейро содрогнулась. Ей очень хотелось сменить эту малоприятную тему разговора.

— Черт возьми, Лоутон, — решительно произнесла она, — нам нужно столько всего обсудить, и сейчас как раз время для этого…

Неожиданно совсем рядом просвистела пуля. Лоутон бросился на землю. Пули сыпались дождем так близко от него, что он даже не мог поднять головы.

Вот и настал тот момент, которого он так долго ждал! Гардинеры выследили его, пока он болтал с их наводчицей. Проклиная свое легкомыслие, Лоутон откатился в сторону и, схватив винтовку, выстрелил туда, где, судя по вспышкам, находились его убийцы. Забыв о Кейро — в этот момент ему было не до нее, — он отбежал в сторону, прикрываясь огнем, и залег под деревом.

Дождавшись, когда затаившийся в кустах убийца выстрелит снова, Лоутон прицелился на вспышку и выстрелил в ответ.

Раздавшийся следом за этим вопль подсказал, что выстрел достиг цели. Лоутон быстро повернулся вправо, откуда тоже сверкнул огонек, и выпустил несколько пуль. Винтовка смолкла, значит, и второй выстрел оказался успешным.

Только теперь Лоутон позволил себе расслабиться. Обернувшись, он посмотрел туда, где две минуты назад стояла Кейро. Она вышла из-за дерева с пистолетом в руке — и не с каким-нибудь, а с одним из его «миротворцев», шагнула навстречу, держа Лоутона на мушке. Он не верил своим глазам.

Боже милосердный, она собралась прикончить его! Лоутон колебался какие-то доли секунды. Он не решался выстрелить в Кейро, но боялся, что она сделает это первой. В любой другой ситуации он не колебался бы, но не теперь.