– Еще как! Да я и снимать ее не стану, вот увидите! Переночевать он отказался наотрез, но остался поужинать, а потом играл на пианино и хохотал, глядя, как Джеймс и Мэтью наперебой дурачатся, забавляясь с малюткой Джоном.
– Вот погоди, посмотрим, что будет, когда своих заведешь! – шутливо сказал Джеймс. Он немного запыхался. – Сам себе удивишься!
– А я и не спорю, – пожал плечами Натан. – Особенно если получится такой, как твой Джон Мэтью! Джеймс, глядя на сына, с гордостью кивнул.
– А может, у тебя появится славная дочурка и через несколько лет мы начнем подумывать о том, как бы породниться! Здорово, верно?
Они с ухмылкой переглянулись, и Натан с притворным испугом замахал руками:
– Ну уж нет! Я еще не сошел с ума, чтобы пожелать себе такого родственника, как ты! И сыну твоему не позволю наложить лапу на мою дочку!
Оба захохотали, а Джон Мэтью в восторге захлопал в ладоши.
Прошло недели три, и в середине января Джеймс вернулся домой, пожаловавшись, что его знобит. Голова у него раскалывалась от боли. Элизабет уложила его в постель, но было уже слишком поздно: Джеймса свалила та же хворь, что поразила всю их округу. Несколько дней он провалялся в бреду. Элизабет не отходила от него ни на шаг, молясь о том, чтобы он остался жив, и стараясь не обращать внимания на мрачное лицо доктора Хедлоу. Впрочем, через пару дней, повинуясь его настойчивым просьбам, она послала Заха Роулендса в Лос-Анджелес сообщить Мэтью о том, что брат его при смерти.
Через два дня тяжело бухнула дверь и на пороге появился Мэтт.
Джеймс мало что помнил, разве что прохладные руки Элизабет и тот покой, что снисходил на него в присутствии жены. Спустя шесть дней, окончательно придя в себя, он долго не мог понять, что делает небритый и нечесаный Мэтью в его спальне.
– Мэтт, – только и прохрипел он. В горле у него пересохло, перед глазами все плыло.
Мэтью рывком вскочил с кресла и бросился к брату.
– Джим! – Он уставился на него налитыми кровью глазами. – Джимми!
Совсем без сил, тот откинулся на подушки.
– Ты меня слышишь, Джимми? – спросил Мэтт, придвигая кресло к кровати. – Слава Богу, ты очнулся! Слава Богу! – Он положил ему руку на лоб. – И жара больше нет. Вот и хорошо! Хочешь пить?
Джеймс благодарно кивнул и облизнул горячие, потрескавшиеся губы.
– Бет, – прошептал он. – Где Бет?
Лицо Мэтью потемнело. Он взъерошил свою шевелюру и растерянно посмотрел на брата.
– Она в постели, Джимми. Док Хедлоу дал ей что-то... она вначале не хотела, пришлось сказать, что так чадо. Ну и напугал же ты нас, старина. Мы уж и надеяться перестали.
И что-то такое почудилось Джеймсу в голосе брата, что глаза его наполнились страхом.
– Бет тоже больна? – Он уже схватился было рукой за одеяло, но Мэтт остановил его:
– Нет-нет, Джимми, тебе рано вставать. С Бет все в порядке, я клянусь.
– Я хочу... хочу ее видеть. Мэтью покачал головой.
– Она спит. Говорю же тебе, бедняжка совсем выбилась из сил. Доку пришлось вколоть ей что-то, иначе она сошла бы с ума. Послушай, Джимми... Ты должен меня выслушать.
Джеймс окинул брата невидящим взглядом.
– Ты был очень болен, старина. Элизабет сбилась с ног, ухаживая за тобой. Она не спала больше недели. А к тому времени, когда я приехал... Джимми, она была уже на грани... Элизабет сделала все, что смогла, чтобы спасти Джона Мэтью... все, что было в ее силах. Мы оба...
– Джонни?! – хрипло выдавил Джеймс.
По лицу Мэтью покатились слезы. Джеймсу никогда не доводилось видеть, чтобы брат плакал.
– Нет! – прошептал он и рванулся вперед.
Мэтью, обхватив брата за плечи, силой заставил его лечь.
– Это произошло так внезапно, Джимми. Мы сделали все, что смогли, но он...
– Нет! – прохрипел Джеймс, и слезы хлынули у него из глаз. Крик сменился стоном, похожим на вой раненого зверя.
И Мэтью, обхватив младшего брата за плечи, крепко прижал его к груди – так же, как в детстве, чувствуя, что рыдания сотрясают огромное, сильное тело Джеймса.
Глава 13
– В твои руки, Господи, вручаем мы душу невинного дитяти, Джона Мэтью Кэгана, дабы ты принял и успокоил ее в царствии небесном.
Джеймс с Элизабет, стоя бок о бок, смотрели, как крохотный гробик с телом их маленького сына опускают в промерзшую землю. Да, они стояли рядом, но, казалось, не видели друг друга. Джеймс, поддерживаемый Мэтью, леденел от страха при мысли о том, что их малыш сейчас покоится в этом тесном, темном, холодном деревянном ящике. Окаменевшая от горя Элизабет и вовсе казалась безжизненной.
Джеймса била крупная дрожь.
Элизабет же ничего не чувствовала, ничего не говорила, ни о чем не думала.
