Пеммини действительно получил финансирование и вовсю занимался своим проектом – его машина должна была не просто летать, но даже перевозить вместе с авиатором еще и пассажира! Потрясенная, Мерлин стала работать еще лихорадочнее.
Когда часы в Большом холле били три часа ночи, она наконец позволяла себе расслабиться. В ночной тишине она устало взбиралась по огромной лестнице и ложилась в чистую постель, пахнувшую фиалками. Только здесь она разрешала себе забыть и о летательной машине, и о говорящей коробке. В эти моменты она всегда думала о Рансоме. И странная грусть закрадывалась к ней в душу, прежде чем усталость брала свое и Мерлин глубоко засыпала.
– Я предлагаю, чтобы в палате по этому поводу выступил Джордж Рид, – сказал Рансом и улыбнулся.
Его собеседник усмехнулся:
– Да, пожалуй. – Заместитель министра финансов встал. – Очень продуктивная беседа, Деймерелл. И благодарю вас за гостеприимство. Больше я здесь не задержусь.
– Не задержитесь? Разве вы не останетесь на выходные?
– Глубоко сожалею. Я собираюсь выехать в Лондон завтра утром. Но прежде чем уехать, Деймерелл, я хотел бы взглянуть на эту чудесную крылатую машину, о которой постоянно слышу от ваших гостей.
– А, это. – Улыбка увяла на лице Рансома. Он небрежно махнул рукой. – Просто большая игрушка.
Заместитель министра улыбнулся:
– И все же, как я понял, вы пожертвовали ради нее бальным залом.
– Она развлекает детей. Любого возраста.
– Хитро! Но мне-то вы можете доверять. Вы уверены, что это не станет триумфом военной техники? Боже мой, Деймерелл, какое было бы достижение, если бы эта штука заработала.
– Я на это не рассчитываю, – сказал Рансом.
Собеседник похлопал его по плечу:
– Мальчик мой, отведите меня к этой причудливой штуке и позвольте вынести собственное суждение.
– Разумеется. – Рансом склонил голову в легком сухом поклоне и жестом показал в сторону двери.
В общении с Мерлин он избегал конфронтации. Он нарочно не разговаривал с ней, чтобы дать ей время обвыкнуть и, что еще важнее, соскучиться по его вниманию. Во время последнего разговора стало очевидно, что он давил на нее слишком сильно и требовал ответа слишком быстро. Поэтому Рансом яростно погрузился в работу, отстранившись от всех домашних дел. В таком огромном поместье, как Фолкон-Хилл, это было нетрудно. Ему лишь иногда приходилось разделять трапезу с кем-нибудь из гостей, кому он хотел оказать особую честь. Все остальное время он проводил, закрывшись в собственном просторном крыле дома.
Вслед за заместителем министра он вышел из комнаты:
– Вообще-то я сам увижу ее в первый раз.
Шаги отозвались эхом в длинном сводчатом коридоре.
– Вы раньше не видели? Вам должно быть стыдно, Деймерелл. Неужели вам совсем чужда романтика и вы полностью растеряли свои юношеские мечты? Клянусь, я сам мальчишкой сидел, свесив ноги, на ветвях самого высокого вяза в округе и мечтал стать птицей и парить в воздухе!
– Очаровательная картина.
– По-моему, я сказал лишнее: мне кажется, что вы запомните это мое признание и однажды используете против меня в палате. Но ничего не выйдет. Я не стыжусь мечты своего детства, да и вам тоже не следует. Спуститесь же с высот своего положения и признайтесь: вы не меньше, чем я, хотите, чтобы эта штука полетела.
Рансом покачал головой:
– Я бы предпочел, чтобы ее разобрали и увезли из моего дома. Но… я влюблен.
– Ха! Единственное, во что вы влюблялись до сих пор, было место в Вестминстере, в зале парламента. Вам давно пора снова жениться, Деймерелл. Вы становитесь надменным, как старик.
– Спасибо за наблюдение. Я буду работать над собой.
Заместитель министра усмехнулся:
– Да, я вижу, вы хорошо принимаете критику. Ладно, дорогой друг, вы уж меня простите. Я понимаю, вам надо держаться с достоинством, подобающим вашему положению. И молоденькая, хорошо воспитанная жена без налета городских вольностей – это как раз то, что нужно.
– Вы так считаете? – Угрюмое выражение лица Рансома сменилось усмешкой. Он жестом указал гостю на дверь западного бального зала: – Тогда разрешите мне представить вас мисс Ламберн.
Он сделал неуловимое движение, и лакей с поклоном раскрыл перед ними двойную дверь.
Рансом думал, что он был подготовлен к приходу сюда. Несколько недель он выслушивал от племянниц рассказы об этом чудесном зале. Но одно дело было слышать и совсем другое – самому увидеть огромные грациозные крылья из холста, подвешенные на тысяче ленточек там, где полагалось быть люстре немецкого хрусталя.
Летательная машина заполнила все помещение. Конец одного крыла упирался в расписной потолок над ними, где Леандр переплывал Геллеспонт навстречу Геро; конец же другого крыла касался резного декора сицилийского мраморного камина. Изысканный узор из цветного камня, выложенный на полу, был спрятан под грубой деревянной платформой. В предвечернем солнце сверкали инструменты и провода, и повсюду были веревки: свисали с блоков и тянулись куда-то вдаль, отбрасывая на стены и на пол длинные пересекающиеся тени.
