сговор. То подпрыгивая вверх, то опускаясь на колеса, аппарат уворачивался от всех попыток его обуздать. Многие распорки уже треснули, но холст все еще был натянут и выдерживал яростный ветер. На вершине холма, где утес обрывался над морем, машина ненадолго замерла, будто в насмешку салютуя поднятым крылом.

Долгую секунду большая белая птица сияла на фоне неба, а затем обрушилась вниз, исчезнув за вершиной холма. Люди выстроились над пропастью в ряд и молча смотрели вниз.

– Ты не собираешься помочь?

Мерлин обернулась и увидела Рансома. Он с трудом удерживал лошадь, запряженную в фаэтон, и рукава его белой рубашки ярко выделялись на фоне гладкой спины черной кобылы. После того как машина исчезла, лошадь успокоилась. Он отпустил уздечку и скрестил руки.

– Думаю, тут уже мало что можно сделать, – сказала Мерлин. – Бедный мистер Пеммини! Сначала замок, а потом еще вот это…

Рансом странно посмотрел на нее, как будто хотел что-то сказать. Мерлин дотронулась до губы, но вовремя вспомнила, что не стоит брать палец в рот. Она сцепила руки за спиной: когда на вас смотрит Фолконер, всегда чувствуешь себя неуютно.

– Что я сделала не так? – спросила она, защищаясь.

– Забирайся, – сказал он и показал на фаэтон. – Я хочу поговорить с тобой.

Мерлин облизнула губы. Еще один брошенный на нее фамильный суровый взгляд – и она, вытерев руки о штаны, послушалась. Рансом подал ей руку, помогая взойти на высокую ступень. Подойдя с другой стороны, он тоже запрыгнул на сиденье. Экипаж тронулся.

– Мы едем домой? – спросила Мерлин. – А как же все остальные?

– Влюбленные могут ехать вдвоем на одной лошади, – ехидно ответил он.

Она крепко уцепилась за сиденье, и фаэтон затрясся по сельской дороге. Впервые с тех пор, как приехал Рансом, Мерлин вспомнила, что на ней нет юбки. В смущении она сжала колени.

– Не переживай, – сказал Рансом. – Ты же знаешь, с моей стороны тебе не грозят домогательства.

– Не грозят?

– Нет.

– Ах так, – сказала она и через секунду с надеждой добавила: – Ну может, чуть позже?

Фаэтон спустился по песчаной дороге вниз, в небольшую ложбину. Рансом остановил лошадь.

– Мерлин, – сказал он, повернувшись к ней, – хочу тебе кое-что сказать. Это важно. То, что случилось сегодня, стало для меня огромным открытием.

Она кивнула и улыбнулась:

– Да, полет – это удивительно.

Он глубоко вздохнул, посмотрел вдаль и сказал:

– Да, конечно… Мерлин… К сожалению, я заставил тебя сделать ужасную ошибку. Я… – Он сдвинул брови и в нерешительности перебирал вожжи. – Сегодня я понял, что никогда не стану тебе хорошим мужем.

Глаза ее округлились:

– Не станешь?

– Нет. Ты была права. Нам с тобой нельзя было жениться.

– Почему?

– Я пытался навязать тебе свой образ жизни. Но эти жесткие рамки не для тебя. Тебя нельзя заставлять жить по моим правилам, нельзя окружать запретами. Ты должна оставаться свободной и идти своим путем, туда, куда тебя зовет твоя мечта… Так высоко и так далеко… – Он замолчал и покачал головой.

Мерлин хмуро смотрела вниз. От ветра колыхалась вокруг трава и взлетали прядки волос в хвосте у кобылы.

– Я всегда был несправедлив к тебе, Чара, – сказал он. – Каждую минуту. И теперь мне стыдно.

– Я согласна.

– Машина полетела, как ты и говорила. Ты сама сконструировала ее, и я ни на секунду не поверю, что у Пеммини хватило бы мозгов на такое изобретение. – Он избегал смотреть ей в глаза. – И сегодня я узнал кое-что неприятное о самом себе… Я просто идиот, который пользуется властью. И я ужасно боюсь высоты. Конечно, я это знал и раньше, но не понимал, насколько сильно это влияло на мои поступки.

Мерлин вскинула голову:

– Так ты боишься высоты?

– А ты не заметила? – сухо спросил он.

Она пристально посмотрела на него.

– Ну да, – произнесла она медленно, – теперь понимаю… Ты ведь сначала собирался лететь на машине, правда? До того, как посмотрел вниз, увидел колею… и обрыв. Конечно, это могло тебя напугать.

Он откашлялся:

– Я предпочитаю не говорить об этом.