– Твоя помощь не требуется, – сказал Рансом. – Организацией поиска занимаюсь я сам. Куин только передает мои указания.

– Ага, – в голосе Шелби послышалась горечь, – а для меня, конечно, никаких указаний нет.

Рансом бросил взгляд на мечущегося брата. Шелби был готов взорваться, как бочка с порохом, при малейшем намеке на обвинение.

– Нет и не будет, – резко сказал он. – Во всей этой истории есть что-то странное, Шелби. Я хочу, чтобы никто из членов семьи не выходил за пределы парка. – Он взглянул на бывшую жену Шелби, сидевшую поодаль от всех вместе с Вудроу, который упорно отказывался идти спать. – К тебе это тоже относится, Жаклин.

Она кивнула.

Рансом снова перевел взгляд на Шелби:

– И уж конечно, это относится и к тебе.

Шелби хотел было возразить, но сдержался. Он по-прежнему угрюмо смотрел на Рансома, но выражение его лица немного смягчилось.

– Я могу за себя постоять, – сказал он.

– Это моя вина, – горестно заявил мистер Пилл. – Если бы только Господь помог мне найти нужные слова и убедить ее светлость, что христианский долг велит ей слушаться мужа…

– Было бы лучше, если бы Господь наделил вас хоть небольшой частицей разума, – грубо перебил Шелби. – Не сомневаюсь, что именно ваши нотации заставили ее сбежать до того, как я успел все подготовить к ее спокойному отъезду. – Он презрительно вскинул голову. – Любой дурак мог бы заметить, что она была не в состоянии слушаться Рансома после того, как узнала, что он сжег ее летательную машину.

Рансом не отрывал взгляда от графина с портвейном.

– Один дурак не заметил, – горько сказал он.

Шелби взял графин и налил два бокала. Один из них он подвинул Рансому.

– Вот так. Дашь собаке плохую кличку – лучше сразу избавиться от нее. – Он поднял бокал. – Добро пожаловать в ряды Фолконеров, которые не в силах удержать своих жен.

– Иди лучше спать, Шелби, – сказала Блайз. – От тебя только хуже.

Он сделал глоток портвейна и сел за стол, даже не посмотрев на сестру.

– Может быть, – предложил мистер Пилл, – нам лучше молитвой и благочестивыми размышлениями попытаться вернуть мир в наши души?

Все промолчали, не выражая энтузиазма. Рансом, похоже, даже не расслышал это предложение. Он просто сидел, терзаемый страхом и гневом. Наконец вдовствующая герцогиня сказала:

– Что ж, это отличная идея, мистер Пилл. Вы прочитаете нам молитву?

– Сочту за честь, ваша светлость. За огромную честь. – Мистер Пилл прокашлялся. – И если майор О’Шонесси любезно согласится повернуться налево и достать одну книгу из шкафа… По-моему, я знаю один текст, который как раз подходит к нашей ситуации. Это работа преподобного мистера Кальдикотта… на третьей полке, майор, самый толстый том с золотым корешком. Нет-нет, не этот! Посмотрите правее… Ой!

Мистер Пилл вскочил. Книга, которую хотел взять Куин, съехала с полки и с грохотом упала на пол. Вслед за ней рухнули еще четыре тома. Какой-то листок бумаги, покружившись в воздухе, упал к ногам Рансома. Он машинально поднял его и бегло осмотрел, собираясь тут же отдать обратно Куину, но вдруг что-то задержало его внимание. Рансом уже более внимательно изучил находку и нахмурился.

«5000 фунтов золотом и 55 000 фунтов в нумерованных банкнотах получены от господина Альфреда Рула и записаны на счет лорда Шелби Фолконера двадцать пятого числа июля месяца одна тысяча восемьсот пятого года от Рождества Христова. Ваш покорный слуга Ричард Корлисс, служащий Банка Англии».

Казалось, Рансом перестал дышать. Он продолжал сидеть, сжимая в руке бумажку, и его бросало то в жар, то в холод.

Пять тысяч золотом. И пятьдесят пять в банкнотах. Это было всего неделю назад! Предательство ранило его сильнее, чем это сделал бы острый клинок. Впервые с тех пор, как он повзрослел, Рансом не имел ни малейшего понятия, что делать. Он чувствовал себя опустошенным, беспомощным. Он поднял глаза, посмотрел на брата растерянным взглядом, а затем снова уставился на расписку.

– Что это? – спросила Блайз.

Рансом положил бумагу на стол. Ему стало неприятно к ней прикасаться. Он встал. Ему нужно было уйти отсюда и все обдумать, но Шелби уже тянулся к листку, перегнувшись через стол. Рансом наблюдал, как брат поднял документ и прочитал его.

В первый момент ничего не случилось. Затем вдруг Шелби изменился в лице, и Рансом не разобрал, искренне или нет брат хриплым голосом прошептал:

– О Господи… О Боже мой! Что это?

Он поднял взгляд на Рансома. Рансом не понял, какие чувства выражает его лицо. Вдруг от лица Шелби отхлынула кровь, и он стал белым как полотно. Горло его как бы перехватило, будто он пытался что-то сказать, но не мог. Он смял бумагу и встал. Рансом не стал дожидаться, что будет дальше. Неожиданно он почувствовал себя трусом, не способным встретить врага лицом к лицу и не готовым к открытой схватке. Отодвинув стул, он вышел и захлопнул за собой дверь.

В тускло освещенном коридоре внимание его привлек лакей, стоявший у дверей. Рансом колебался. Он хотел отдать приказ, но опасался, что не сможет произнести нужные слова. Закрыв глаза, он пытался сложить воедино кусочки разбитой иллюзии.