она даст ему шанс объясниться. Однако Найджел также понимал, что не сможет так поступить. Он не был полностью уверен, что его сомнения продлятся долго. Ни одна из женщин не волновала его. Ни одна не вызывала такого безумного желания всего лишь улыбкой. И ни к одной он так долго не тянулся душой и телом. Ни к одной, только к Жизели. Ему не хотелось обещать Жизели любовь и замужество, верность и преданность, а потом посмотреть на Малди и понять, что все было ложью. Если на то пошло, он не мог обидеть Жизель, предлагая сердце, которое все еще было привязано к другой женщине.

Жизель дотронулась и погладила морщинку у него между бровями.

– Для человека, который остановился в нескольких милях от родного дома, где он не был семь лет, ты не производишь впечатления счастливого.

– Мне все больше кажется, что меня там не ждут, – ответил он.

– Из-за того, как ты уехал? – Она непроизвольно насторожилась, ожидая, что теперь он расскажет всю правду о том, что заставило его много лет назад покинуть страну, которую он так любит.

– Да, и из-за этого. После стольких лет все могло сильно измениться, и люди тоже. Наверное, и я немного изменился.

Найджел ругал себя последними словами за величайшую трусость. Сейчас было самое подходящее время признаться во всем. А он ловко уклонялся от объяснения, словно увертывался от удара меча. Это была тайна, хоть не бог весть какая, но которую он носил в себе и не хотел выдавать, особенно если для этого нужно было принуждать себя. Найджел понадеялся, что Жизель даст ему по крайней мере еще один шанс, если их предстоящая встреча с семьей окажется испорченной.

В глубоком разочаровании, что Найджел так и не рассказал о женщине, из-за которой – она нисколько в этом не сомневалась – он сбежал, Жизель внутренне собралась и стала целовать его лицо, только чтобы он не увидел боли в ее глазах. Она молилась, чтобы только он не заставил ее саму доискиваться до горькой правды, прислушиваясь к разговорам шепотом или наблюдая все воочию. Пусть ей не понравится то, что он должен был бы сказать ей – не важно, она предпочла бы услышать правду из его уст. На это у него оставалось не так много времени. Мысли о том, насколько разрушительна его тайна, отравляли сладость момента. Не хотелось думать об этом сейчас. Она сделала глубокий вдох, успокоилась, выдавила улыбку и потом сосредоточилась на том, чтобы помочь Найджелу преодолеть нерешительность.

– Они обрадуются, когда увидят тебя живым и невредимым, – сказала она. – Если в Донкойле что- нибудь изменилось, ты все равно поймешь и примешь это. Помимо всего прочего, они ведь твои родственники.

– Да, ты права. От них очень трудно было получать известия или несколько слов послать от себя, поэтому стало казаться, что я в конце концов окажусь там среди незнакомых людей. Или мне казалось, что стало казаться. В общем, полная глупость, наверное, все оттого, что страшно хотелось вернуться домой.

– Тогда в путь?

– Нет, не сейчас. – Он начал неторопливо расшнуровывать ей платье. – Видишь? День чудесный, солнечный и теплый. Ты здесь совсем недавно, поэтому не представляешь, какое это благословение! Нужно насладиться им.

– Так, значит, ты собираешься насладиться чудесным днем, – пробормотала она, откидывая голову и подставляя шею для поцелуя.

Найджел рассмеялся, по-прежнему намереваясь заняться с ней любовью. У него возникло страстное желание остаться на этом месте, построить шалаш и жить с ней тут. До его семьи рукой подать. С ними можно будет встречаться, когда захочется. А Жизель никогда не увидит Малди. Он, конечно, понимал, что это настоящее сумасшествие, и перестал думать об этом. Даже если он будет держать Жизель вдали от своей родни, долго это не продлится. Кто-нибудь что-нибудь ляпнет, а потом Малди сама примчится посмотреть, кого он здесь скрывает. Столкновения, которое он сам спровоцировал, не избежать. Оставалось лишь надеяться, что все пройдет не так страшно, как он предчувствовал.

Жизель зажмурилась, принимая Найджела в себя. Снова накатило жаркое и необузданное желание. Но она не была настолько слепа, чтобы не заметить, как все-таки по-другому он вел себя. В его ласках чувствовался призвук отчаяния. Он быстро довел ее и себя до пика наслаждения. Найджел все делал так, словно они занимались любовью в последний раз. Жизель решила, что ее не должно интересовать, почему он так думает. Ее пугала сама мысль об этом. Она обхватила его, прижавшись всем телом, и полностью отдалась ощущениям, которые рождала близость с ним. Если это действительно их последний раз, она не будет портить себе удовольствие, размышляя слишком много.

Когда все кончилось и они разомкнули объятия, Найджел не произнес ни слова. В молчании они начали одеваться. Потом он забормотал какие-то приятные вещи, но Жизель было трудно обмануть. Обычно от его слов она чувствовала себя желанной, прекрасней и незаменимой. На этот раз все свелось к каким-то вежливым банальностям, за которыми не было ни чувства, ни мысли. Стыд охватил ее. Он использовал ее, как использовал потаскух во Франции. Хотя и с трудом, но она подавила в себе эту мысль, от которой запросто можно было лишиться мужества. Внезапно возникшая отчужденность пугала ее.

Усевшись на лошадей, они продолжили путь. Жизель уговаривала себя не дурить. Все, на что она сейчас обращает внимание, лишь темные тени, и ничего больше. Найджел полон неуверенности, как его встретят в Донкойле. Его голова сейчас полна страхов и сомнений. И только. Ее беспокойство связано прежде всего с предстоящей встречей с его семьей, а не с тем, как Найджел ведет себя.

Ей почти удалось уговорить себя, когда вдали вдруг возник Донкойл. Даже в недостроенном виде он производил впечатление. Жизель поняла, что когда строительство завершат, у него будет мало соперников во Франции. Найджел возвращался не в какую-нибудь захудалую башенку, каких они во множестве повидали по пути сюда, а в огромный родовой замок, каким будет гордиться любой. И чем ближе они подъезжали, тем медленнее шла его лошадь. Чутье подсказало Жизели, что Найджел готов развернуться и умчаться прочь, если только найдет какой-нибудь разумный повод. Она не понимала ничего. Поэтому ей до боли захотелось остановиться, сдернуть его с седла и потребовать, чтобы он прямо объяснил, что его мучает.

Приветствия, которыми их встретили, когда они въезжали в огромные железные ворота, порадовали бы сердце любого человека. Но не развеяли мрачность Найджела. Пока он помогал ей спешиться, Жизель придержала язык за зубами и не стала допытываться, что с ним происходит. Она терпеть не могла сюрпризов, но что-то ей подсказало, что сейчас ей придется пережить один из них – большой и совсем не приятный.

В дверях главного здания Найджела схватил в охапку дочерна загорелый, очень крупный человек – настоящий великан – и с силой прижал его к себе. Затем наступила очередь человека постарше, а за ним Найджела обнял улыбающийся молодой красавец. Если Найджел и боялся, что его плохо встретят или что