дослушав. – Скажите, неужели вы не знаете, что у цыган считается дурной приметой говорить о тех, кого уже нет в живых?.. Примерно такой же, как увидеть лису или волка... Это значит накликать на себя беду.

– А я только утром видела лису... – Дрожь страха пробежала у нее по спине.

– Тогда ждите беды. – Он улыбнулся, но глаза его по-прежнему оставались холодными. – А о проклятии вы тоже слышали? И что из-за него у Джеймса Сент-Брайда больше никогда не было детей?

Оливия догадалась, что Доминик говорит о проклятии, которое его мать когда-то наложила на его отца.

–  Да-а, – смущенно пробормотала девушка.

– И что вы об этом думаете?

– Я не верю в это.

– Пусть так. Но как вы тогда это назовете? Судьба? Рука провидения?

– Ну... хотя бы.

– Значит, вы не верите, что существуют некие силы, которые нам не подвластны? А в Бога вы верите?

– Конечно!

– В таком случае не кажется ли вам, что именно судьба свела нас с вами в тот день, когда вы чуть было не попали под колеса моей кареты? – С этими словами Доминик присел на краешек стола, вытянув перед собой длинную, обутую в сапог для верховой езды ногу. В руках он небрежно вертел нож с рукояткой слоновой кости для разрезания писем. Оливия нахмурилась, не в силах отвести взгляд от его руки, до самых пальцев поросшей короткими черными волосками. Тонкие, сильные пальцы Доминика были такими же смуглыми, как и лицо.

Его близость лишала ее разума. Она подозревала, что он нарочно уселся так близко от нее, прекрасно понимая, как это на нее действует.

Оливия и сама не сознавала, что с ней происходит, чувствовала только, что в его присутствии сердце ее начинало трепетать.

– Наверное... Не знаю... – Слова застревали у нее в горле.

– А я знаю. Я верю, что это судьба. Или перст провидения, если вам угодно.

Прежде чем Оливия решилась ответить, в дверь постучали, и на пороге появилась внушительная фигура Франклина.

– Прошу прощения, милорд, но приехал мистер Гилмор. Он спрашивает, не согласитесь ли вы принять его.

Мистер Гилмор – адвокат из Стоунбриджа.

Одним пружинистым движением вскочив на ноги, Доминик повернулся к дворецкому.

– Конечно, Франклин. Проводите его наверх.

Он еще не успел договорить, как чья-то нетерпеливая рука распахнула дверь.

– Так он здесь? Ну-ка пустите меня!

– Эй, послушайте, вы... – Франклин попытался заступить дорогу нетерпеливому посетителю.

– Все в порядке, Франклин, – остановил его Доминик, махнув рукой. – Пожалуйста, оставьте нас.

Франклин бесшумно исчез, осторожно прикрыв за собой дверь.

Доминик гостеприимно указал на два кресла возле камина, в котором ярко пылал огонь.

– Мистер Гилмор, прошу вас, – приветливо сказал он.

Роберт Гилмор прошествовал к ближайшему из кресел и опустил в него свое крупное тело.

– Я пришел не для того, чтобы приятно поболтать у камина. Причина моего визита – цыгане!

– Ну, разумеется, – холодно кивнул Доминик, усаживаясь напротив.

Оливия низко опустила голову, стараясь стать незаметной. Роберт Гилмор, единственный адвокат в Стоунбридже, ей никогда не нравился. Она считала его чванливым, напыщенным ничтожеством. Вот и сейчас она с радостью заткнула бы уши, лишь бы не слышать, о чем пойдет речь.

– Они приехали сюда из-за вас? – грозно осведомился Гилмор.

– Не понимаю, что вы имеете в виду, – приятно улыбаясь, как и положено гостеприимному хозяину, проговорил Доминик. Но глаза его сверкнули, и Оливия заподозрила, что он просто издевается над адвокатом.

– О, уверен, что прекрасно понимаете! – Руки Гилмора, лежавшие на коленях, сжались в кулаки.

–  Мистер Гилмор, позвольте напомнить вам, что по Англии кочуют сотни цыганских таборов. Уверяю вас, я тут совершенно ни при чем. А если даже эти цыгане явились сюда действительно из-за меня, то, ей-богу, не понимаю, вам-то что за дело?

Гилмор презрительно скривился.

В комнате повисло молчание. Нарушил его Доминик:

– Может быть, мистер Гилмор, вы будете настолько любезны, что объясните цель вашего прихода... Что вам угодно от меня?

– Какого дьявола! Вы что, сами не понимаете?! – взревел взбешенный Гилмор. Я хочу, чтобы вы велели им убраться отсюда, и поскорее!

– Убраться? – В низком голосе Доминика прорезалась угрожающая нотка. Это было похоже на еще отдаленный рокот грома, предвещающий приближение грозы.

Но Гилмор либо был слишком толстокож, чтобы почувствовать это, либо ему было наплевать. У Оливии перехватило дыхание. Казалось, оба собеседника совсем про нее забыли.

– Эти грязные, вороватые... – Гилмор свирепо выругался.

– Они что-нибудь украли у вас? Или у кого-нибудь еще?

Оливия украдкой бросила взгляд на обоих мужчин. Лицо Доминика застыло как каменное. Он холодно смотрел на собеседника. Тучный адвокат побагровел от ярости.

– Нет, но...

Глаза Доминика сузились, и Оливия догадалась, что буря вот-вот грянет. Она чувствовала это всем своим существом.

– Стало быть, вы не имеете права называть их ворами, не так ли?

– Нет, послушайте...

– Нет уж, Гилмор, это вы послушайте! Даже вам не удалось вспомнить ни одного случая, когда бы здешние цыгане нарушили закон. Так что у вас нет ни малейших оснований требовать, чтобы они убирались. И пока они никому не мешают, я очень советую вам последовать их примеру и заниматься своими делами.

–  Ну еще бы, как это я сразу не догадался! – Гилмор вскочил на ноги. – Что ж, придется говорить напрямик, и учтите: от имени всех жителей нашего Стоунбриджа. Нам здесь не нужны ни эти проклятые цыгане, ни вы!

Доминик тоже встал. На губах его появилась улыбка, от которой Оливию бросило в дрожь.

– Право, жаль. Как вы, может быть, заметили, я решил поселиться в Рэвенвуде... и надолго.

– Вы еще очень пожалеете, что явились сюда. Уж я постараюсь!

– Это угроза, мистер Гилмор? – вскинул брови Доминик. – Хочу вас предупредить: не выношу, когда мне угрожают. – Он широкими шагами направился к двери и демонстративно распахнул ее перед опешившим адвокатом. – Прощайте, Гилмор.

Тот яростно нахлобучил на голову шляпу и прошагал к двери.

– Это не угроза, а обещание, – прошипел он в лицо Доминику. – Вы не увидите и конца лета! Господом Богом клянусь, я об этом позабочусь! – И он тихо прикрыл за собой дверь.

В комнате наконец наступила тишина. Так бывает после отгремевшей грозы, когда вся природа, будто приходя в себя, ненадолго затихает. Оливия смущенно поерзала на стуле, потом, не зная, как ей быть, направилась через комнату туда, где на крючке висела ее шаль.

– А вы, Оливия? Вы думаете так же? Этот надутый адвокатишка говорил и от вашего лица?

Этот голос, тихий, как ночь, прозвучал за ее спиной. Перепугавшись от неожиданности, Оливия замерла, потом медленно обернулась, но предпочла сделать вид, что не слышит.

– Если не возражаете, милорд, – невозмутимо сказала она, – я закончу завтра. Сейчас уже слишком поздно.

Неуклюжее объяснение не убедило Доминика, однако он холодно усмехнулся и произнес:

– Вы правы. Бегите домой, мисс Шервуд. Но хочу предупредить: это вам не поможет. Не забывайте, я ведь тоже пробовал когда-то сбегать из школы.

Он угадал, она и в самом деле пыталась сбежать. Но лишь потому, что сейчас он внушал ей страх.

– Не уверена, будто понимаю, что вы имеете в виду, – пробормотала она, храбро вскинув голову.

– А я уверен, что понимаете. – Глаза его вдруг засверкали, как у хищника. – Честно говоря, я до сих пор изумляюсь, как это у вас хватает мужества служить в моем доме? Неужели вас не бросает в дрожь при мысли о том, что в моих жилах течет проклятая цыганская кровь? А знаете ли вы, что, когда я прохожу через вашу деревню, кое-кто из лавочников задергивает занавески? А женщины прячут детей за юбками и торопятся по домам?

Мурашки побежали у Оливии по спине. Раньше ей и в голову не приходило бояться его, но сейчас она ощутила настоящий страх. Он навис над ней, как грозовая туча, готовая поразить ее молнией. А душивший Доминика гнев делал его еще страшнее. Испуганная Оливия сжалась, чувствуя себя особенно беспомощной и жалкой рядом с разгневанным графом.

Впрочем, он наверняка все понимал. Оливия видела это по его лицу. Неужели он нарочно пытается запугать ее?

– Зачем вы это делаете? – слабым голосом пролепетала она. – Зачем?

– Вы не ответили на мой вопрос, мисс Шервуд. – Его взгляд вонзился в нее будто лезвие кинжала.

Оливия чувствовала, как ее самообладание тает, словно воск под жаркими лучами солнца.

– Прошу вас, отпустите меня, – взмолилась она.

– Я только прошу ответить на мой вопрос. Мне казалось, что вы превыше всего цените честность, ведь, в конце концов, вы дочка священника – по крайней мере мне так говорили. Вот и ответьте мне: вы тоже презираете цыган? И будете только счастливы, если они уберутся отсюда?

Вдруг все возмутилось в ее душе. Оливия прямо взглянула ему в глаза.

– Да! – яростно выпалила она. – Да, если хотите знать! И мечтаю о том, чтобы и духу их никогда здесь не было... слышите?.. никогда! И была бы счастлива, если бы и вы никогда не появлялись в наших краях!

Едва эти слова слетели с ее губ, Оливия осознала свою ужасную ошибку. Она не могла произнести ничего подобного, не могла... Низость и подлость всегда были чужды ей.

Доминик окаменел.

– Предельно откровенно, – холодно произнес он. – Что ж, теперь понятно, как вы на самом деле относитесь ко мне, мисс Шервуд. В конце концов, я ведь полукровка, верно? В моих жилах течет