удивилась. И даже поймала себя на том, что слегка раздосадована... о, совсем чуть-чуть.
– Огромное спасибо! Без вашей помощи я бы никогда не добралась до дому. – Поколебавшись, она набралась смелости и добавила: – Надеюсь, вы как-нибудь зайдете к нам. Когда Оливии нет дома, я... я порой чувствую себя такой одинокой. – Конечно, может быть, нескромно с ее стороны приглашать незнакомого мужчину в гости. Ну и пусть! Возможно, потом она и пожалеет, но сейчас ей не хотелось об этом думать.
– Рад был оказаться вам полезным, мисс, – услышала она его звучный низкий голос. Наступило молчание, потом он снова заговорил: – До свидания, Эмили.
– До свидания, – прошептала она, жалея, что не может увидеть его лицо.
Кончики его пальцев легко, едва касаясь, скользнули по ее щеке... Или, может, ей это только почудилось?
Она ни за что не расскажет Оливии о том, что случилось сегодня, поклялась себе Эмили... о том, что незнакомый молодой человек проводил ее до дома. По крайней мере пока не расскажет...
Глава 7
Прошло несколько дней. Оливия чувствовала себя так, словно попала в ловушку, которая захлопнулась у нее за спиной. Теперь, едва открыв глаза, она ловила себя на том, что думает о Доминике. Каждый раз, когда она оглядывается, он тут как тут. То позади нее в коридоре. То возвращается с верховой прогулки. То заглядывает через плечо, когда она делает записи в бухгалтерских книгах. Оливия чувствовала его дыхание у себя на затылке и знала, что, подняв глаза, встретится с ним взглядом.
О, если б только она могла возненавидеть его! Ведь в нем текла цыганская кровь! Хотя, вынуждена была признаться Оливия, не знай она об этом, никогда бы не догадалась.
Но и джентльменом в полном смысле этого слова его тоже трудно было назвать. Очень часто его одежду составляли бриджи для верховой езды, рубашка и сапоги. И при каждом удобном случае он закатывал рукава рубашки или расстегивал ворот, под которым ничего не было. Галстуков он, судя по всему, вообще не признавал. И оставалось лишь отводить глаза в сторону, что порой давалось ей с трудом, тем более что мысли девушки были прикованы к нему почти постоянно.
Она невольно ловила себя на том, что сравнивает его с Уильямом. И вынуждена была признать, что ничего похожего прежде не испытывала.
И по-прежнему каждый вечер Люцифер провожал ее до самого дома. Когда это случилось во второй раз, Оливия даже накричала на пса, пытаясь заставить его повернуть обратно. Тщетно... Дружелюбно помахивая хвостом, пес упорно бежал за ней. А на следующий вечер вообще отказался уйти: как ни гнала она его прочь, преспокойно свернулся на пороге дома и мирно проспал до утра. Утром он с тем же терпеливым упорством проводил ее в Рэвенвуд. По правде говоря, Оливия была даже рада этому: в присутствии огромного пса она чувствовала себя в безопасности. К тому же девушка постепенно привязалась к нему. А Эмили он просто обожал. С тех пор так и повелось, что вечера они проводили втроем, и Оливия решила больше не обсуждать это с Домиником.
К тому же она подозревала, что он отлично знает, где проводит ночи Люцифер.
Однако она и представить не могла, что сам Доминик терзается не меньше ее.
Даже если неотложные дела призывали его, он задерживался в доме, мечтая хоть одним глазком увидеть девушку. А в те вечера, когда она, сидя в его кабинете, проверяла Счета, он то и дело находил предлог, чтобы заглянуть туда. И сам проклинал себя за это.
Господи, он вел себя, как животное в брачный период! Но ничего не мог с собой поделать. Стоило ей оказаться рядом, и у него в жилах вскипала кровь. «Почему? – думал он в отчаянии. – Ну почему?» Она нисколько не напоминала тех женщин, которые ему нравились до сих пор, – элегантных светских львиц, весьма искушенных в сердечных делах. Оливия же была невинна и неопытна, как ребенок... и это сбивало его с толку. Доминик всегда предпочитал более зрелых женщин – по крайней мере не надо было тратить время на ухаживания!
Но Оливия... Порой ему приходило в голову, что она даже не догадывается о том, в какой трепет приводит его одно ее присутствие. Доминик мечтал о том, что когда-нибудь возьмет в ладони ее лицо и долгим поцелуем приникнет к губам. Он поцелует ее... и тогда она поймет, каким он бывает, настоящий поцелуй! И забудет этого глупого мальчишку на площади. Доминик мечтал о том, как разбудит в ней дремлющие до сих пор чувства... сделает то, что оказалось не под силу другому мужчине.
Улыбка презрения к себе скользнула у него по губам. Нет, ему нужно больше, чем один поцелуй. И одной этой мысли оказалось достаточно, чтобы в чреслах его возникла знакомая тянущая боль. Уже не раз и не два, когда Оливия оказывалась рядом, Доминик боялся, что взорвется, как неопытный юнец. Он даже боялся встать, чтобы не поставить в неловкое положение их обоих. В голове мутилось, стоило ему только подумать о том, как он подхватит ее на руки и уложит в постель, а потом, сорвав с нее одежду, насладится скрытыми под ней сокровищами красоты. Он жаждал разрушить ее чопорные манеры и обнаружить под ними женщину...
Он хотел обладать ею. Доминик мечтал, что в один прекрасный день она будет принадлежать ему, принадлежать всецело, как никогда еще не принадлежала ни одному мужчине.
Но не только ее тело сводило Доминика с ума. Оливия была идеальной женщиной, и он ловил себя на том, что любуется ею. Ее искренность и наивность, ее спокойное упорство и мягкая грация движений сводили его с ума.
И в то же время он догадывался, что она, вольно или невольно, старается избежать его прикосновений. В тот вечер, впервые взяв ее за руки, он ощутил легкое сопротивление и, разумеется, понял, что за ним стоит. Еще бы! Ведь она леди, а он наполовину цыган, полукровка. Несомненно, она не хочет запачкаться, мрачно подумал он. Ее чопорные приличные манеры одновременно и злили его, и вызывали уважение. При нем она всегда держалась так холодно, так сдержанно... Но он не мог забыть, как Оливия смеялась и шутила, окруженная деревенской ребятней. Да, над этим стоило поломать голову. Доминик был заинтригован. Может быть, год, проведенный в Лондоне, добавил ему надменности, но сейчас... сейчас он хотел эту девушку. Что ж, когда-нибудь наступит день, и он получит ее.
В тот вечер Оливия проверяла счета за прошлую неделю. По распоряжению графа миссис Темплтон и дворецкий Франклин закупали все необходимое, а потом приносили счета в кабинет и складывали их на столе.
Сгущались сумерки. В комнате постепенно стало темно, так что Оливии пришлось зажечь лампу, иначе она с трудом разбирала цифры. В углу кабинета стоял небольшой рабочий столик. Именно за ним она и решила устроиться. Шло время. Оторвавшись от счетов, Оливия глянула в окно и заметила, что все небо затянуто низкими, грозовыми облаками. Она вздохнула, и в то же мгновение первая тяжелая капля дождя со звоном ударилась о подоконник.
Услышав приближающиеся шаги, Оливия едва успела снова уткнуться в бухгалтерскую книгу, когда на пороге выросла высокая фигура Доминика. Сердце ее оборвалось. Скорее всего он только что вернулся с верховой прогулки. Желтовато-коричневые бриджи туго облегали сильные ноги, подчеркивая мощные мускулы икр. Украдкой покосившись в его сторону, Оливия заметила, что он сбросил сюртук и швырнул его на спинку обитого бархатом кресла, стоявшего возле камина.
– Добрый вечер, мисс Шервуд.
Подняв голову от книги, Оливия с неудовольствием заметила, как задрожала ее рука, когда она переворачивала страницу. Сейчас он выглядел совсем молодым – особенно с этими взлохмаченными ветром волосами, спутанными прядями падавшими на высокий лоб. И в то же время она чувствовала, что перед ней настоящий мужчина. Неуловимая аура мужественности исходила от него – та аура, которая делает женщину беззащитной в присутствии мужчины.
– Добрый вечер, – пробормотала она.
Скрестив руки на груди, Доминик повернулся к ней. Как обычно, он первым делом закатал до локтей рукава рубашки. Руки его были покрыты темными шелковистыми волосками. И как всегда, стоило ей увидеть его таким, внутри у нее все сжалось.
– Можно попросить вас об услуге, Оливия?
Сердце девушки екнуло. Оливия! Он назвал ее по имени, и то, как он произнес его, пронзило ее душу. До сих пор он неизменно обращался к ней официально: «мисс Шервуд», – а теперь назвал по имени, будто они были... Нет! – одернула она себя. Что она вообразила, в самом деле! В конце концов, это ничего не значит.
– Конечно. – Отложив счета в сторону, Оливия приготовилась слушать.
– Мне не раз приходило в голову, что вы слишком молоды, чтобы взвалить на свои плечи заботы о слепой сестре. Неужели у вас нет никаких родственников?
– Мне уже двадцать два, сэр, так что, сами видите, я не так молода, как вам кажется. – На губах Оливии мелькнула слабая улыбка. – И боюсь, родственников у нас действительно нет. Разве что тетя... вдова моего дяди, но она живет в Корнуэлле. Однако у нее своих забот хватает.
– А ваши родители... они умерли?
– Мама умерла, когда мне было всего двенадцать, – кивнула Оливия. – А папа... – Она едва не проговорилась, что отец был убит. – ... Папа – чуть больше года назад. – Оливия сморгнула набежавшую на глаза слезу и попыталась перевести разговор на другое: – А ваша матушка, милорд? Она до сих пор с цыганами?
– Моя мать умерла, – резко бросил он, и лицо его окаменело.
Смущенно облизнув пересохшие губы, Оливия наконец решилась задать ему вопрос, который уже давно мучил ее – с того самого дня, когда она узнала о его возвращении:
– Именно поэтому ваш отец и забрал вас?..
– Нет, – оборвал он, не
