шотландский матрос постучал явно не в ту дверь и нарушил его крепкий сон.

Джастин наконец обрел свой обычный апломб.

– Он и в самом деле посчитал, что ты ошибся домом?

– Да. Но он запел совсем иную песенку, едва я упомянул, что мне негде ночевать. Сообщил, что у него есть подходящее помещение.

– Значит, ты видел, где жила Девон?

– Видел. Рассказать тебе об этом? Потолок в этой дыре такой низкий и к тому же еще и покатый, что я не мог выпрямиться во весь рост. Единственное окно. Единственный предмет обстановки – убогая койка в углу. Даже повернуться негде. – Себастьяна снова обдало жаром. – Он назвал Девон маленькой нахальной сучкой, которая сбежала, не уплатив за жилье. Мне сильно захотелось наставить ему фонарей под оба глаза. Увы, я воспользовался этой возможностью. Я заявил, что ожидал большего, чем эта мерзкая дыра, и Филлипс выразил протест. В результате я тоже выразил протест. – Он стиснул челюсти. – Господи, Джастин, посмотрел бы ты на это! Я в жизни не видал более убогого жилья. И Девон жила там. Она там жила, пойми! – Повернув голову, Себастьян несколько секунд молча смотрел в затененный угол. – Она туда не вернется. Никогда. Я этого не допущу.

Джастин окинул брата внимательным взглядом.

– И это суждение исходит от человека, который и думать поначалу не хотел о том, чтобы она осталась здесь. – Джастин недоуменно поднял брови, так как выражение лица у Себастьяна оставалось по-прежнему жестким. – С чего это ты так насупился? Нынче вечером ты уже набил морду троим…

– Четверым. Ты забыл Филлипса.

– Во всяком случае, я не хотел бы стать следующим. – Джастин помолчал. – Какие у тебя планы на ее счет?

Отсутствующий взгляд.

– Понятно. Планов пока нет. Зная твою склонность к сантиментам, я понимаю, насколько тебя это раздражает.

– Прекрати, Джастин.

– Имей терпение. Сегодня ночью ты сам на себя не похож. Я почти верю, что в тебя вселился матрос Патрик. – Джастин покачал головой с хорошо разыгранным притворным осуждением. – Подумать только: выпивал, шатался по темным улицам. Если бы отец был жив, он, без сомнения, выразил бы тебе свое неудовольствие.

Себастьян с трудом сдержал охватившее его негодование. Гневные вспышки были ему несвойственны, он если и злился, то не без основательной причины. Однако он терпеть не мог едкую иронию брата. Джастин отлично понимал это, но случалось, не считал нужным от нее воздерживаться.

Себастьян полагал, что не в меру острый язык когда-нибудь доведет брата до беды и тогда он пожалеет о своей склонности к излишнему сарказму.

Заговорил он, впрочем, вполне сдержанно:

– Давай не будем об этом, брат.. Постараюсь не вспоминать о происшедшем и настоятельно прошу тебя о том же.

– Ты прав. Как всегда. Но позволь напомнить тебе об одном обстоятельстве.

– Каком это?

– Я далек от желания подчеркивать, как бы это выразиться поизящнее, некоторую необычность ситуации, но под нашей крышей оказалась молодая незамужняя женщина. Я знаю, как ты относишься к скандальным положениям. И потому в случае чего готов принять грех на себя…

– Не говори чепухи, – перебил брата Себастьян, который внезапно ощутил, что напряжение его оставило, сменившись почти приятной расслабленностью. Необычайно живая натура Джастина хоть кого могла сбить с толку. – Мы дали приют бедной обездоленной девушке с улицы. Наши слуги слишком преданы нам, чтобы задавать неуместные вопросы или предать меня.

Последние слова он произнес с достоинством подлинного аристократа, пожалуй, излишне подчеркнутым.

– Это правда. Твоя репутация выше всяких подозрений.

– А твоя – за их пределами.

– Не могу с этим спорить. – Джастин достал из кармана сигару. – Кстати… как идет охота?

Себастьян уставился на брата непонимающими взглядом:

– Ты что, парень? Охота? Я вовсе не собираюсь охотиться.

Джастин расхохотался.

– Так ты это бросил?

Только теперь Себастьян понял, что Джастин имеет в виду.

– Господи, поиски невесты – это последнее, о чем я сейчас могу думать.

Он сердито насупил брови, когда Джастин расхохотался еще веселее.

Девон выздоравливала. Она быстро поправлялась. Через несколько дней она уже могла вставать с кровати. Боль в раненом боку несколько поутихла. Девон была в состоянии сидеть и даже ходить по комнате. Танзи, веселая маленькая горничная, однажды утром явилась в спальню с целым ворохом платьев Джулианны в руках – по распоряжению милорда Себастьяна, как она сообщила. Платья были в самый раз на бедрах, в длину, в плечах, но, увы, не в груди. Пышные округлости Девон выпирали из лифа, выступая над линией выреза. Джулианна явно была менее развитой в этой части своей фигуры.

До шестнадцати лет Девон была хрупкой и тощенькой, и ее обычно принимали за ребенка более младшего возраста. Она почувствовала величайшую гордость, когда ее едва заметные грудки начали наливаться, – какая девочка не жаждет стать женщиной? Однако, поступив на работу в «Воронье гнездо», Девон лютой ненавистью возненавидела голодные, волчьи взгляды, которые мужчины бросали на ее фигуру, в особенности подолгу задерживая их на ее груди. Точно так же смотрели они и на Бриджет, которую к тому же щипали и тискали.

Однажды Девон спросила Бриджет, почему мужчины обращают такое пристальное внимание на женскую грудь. Та пожала плечами и коротко ответствовала: «Потому что они мужчины». За все время, что Девон проработала в пивной, она так и не смогла привыкнуть к этим хищным взглядам. И почему-то чувствовала, что никогда не привыкнет.

Мысль о том, что ей придется вернуться в «Воронье гнездо», приводила ее в дрожь. Она решила избежать этого любой ценой. Твердила себе, что непременно найдет иной выход. Надо только как следует поискать. Бывают же на свете чудеса. Само ее пребывание здесь, в Мейфэре, может служить тому доказательством.

Каждое утро, просыпаясь в чудесной комнате, похожей на вспышку солнечного света, Девон напоминала себе, что все это не сон, что большой дом в Мейфэре – самая настоящая реальность, в которой она существует. Завтракает в постели. Чай пьет у окна, и ноги ее в это время заботливо укутаны одеялом. Обедает у камина, в котором пылает жаркое пламя. Ночью в постель ей кладут грелку к ногам. Разве это не истинный рай? Ни голода, ни вечной тревоги, вызванной страхом, что ей не хватит ее жалких пенсов, чтобы уплатить за комнату.

Но она не должна слишком привыкать ко всему этому. Девон молила Бога, чтобы, когда она поправится, Себастьян позволил ей остаться здесь до тех пор, пока она не найдет себе подходящую службу в доме, похожем на этот. Она готова работать не покладая рук, только бы не возвращаться в Сент-Джайлз.

Но. хотя дни ее полны были светлых надежд и уюта, ночи приносили тяжкие душевные мучения. Когда все в доме затихало и она оставалась одна в своей комнате, приходило отчаяние.

Девон не могла забыть.

«Вашей собственной рукой» – так сказал ей Себастьян.

Так оно и было.

Фредди погиб от ее руки. Она убила человека. У-би-ла.

Это терзало душу Девон.

Однажды вечером она лежала и старалась забыть. Изо всех сил тщилась не думать об этом. Старалась, как это было уже много раз, удержать поток горячих слез, но безуспешно. Мысли ее обратились к Себастьяну, – вероятно, это было вполне объяснимо и естественно. По словам Танзи, в этот вечер Себастьян куда-то уехал.

Если бы она знала, как вести себя по отношению к нему! Он заходил к ней каждый божий день, спрашивал, как она себя чувствует. Всегда безупречно одетый, неукоснительно вежливый. Но почему-то при его появлении у Девон язык словно прилипал к гортани, становился тяжелым и неповоротливым. Быть может, потому, что он понимал, насколько сильное впечатление производит его внушительная наружность.

На следующее утро Девон лежала в постели, а Танзи убирала в комнате. Девон почувствовала неловкость оттого, что вот так просто лежит и глазеет, как хлопочет ясноглазая девчушка. Она отодвинула в сторону одеяло, намереваясь помочь Танзи, но та в эту минуту обернулась и запротестовала:

– Не надо, прошу вас, мисс Девон!

Как назло, именно в эту же минуту появился Себастьян. Сердце у Девон так и подпрыгнуло, едва она его увидела. А Себастьян перевел взгляд темных глаз с макушки Девон на кончики пальцев ее ноги, коснувшихся пола. Высоко поднял одну бровь, выражая тем самым свое молчаливое порицание. Собственно говоря, никакие слова и не были нужны. Девон мгновенно убрала ногу под одеяло и натянула его до самого подбородка.

Судя по чисто внешним проявлениям, отношение Себастьяна к ней стало более мягким, но Девон никак не могла избавиться от мысли, что он по-прежнему считает ее проституткой, и не знала, как переубедить его.

Дней десять спустя после своего появления в этом доме Девон решилась на дерзкий поступок: зажгла свечу, надела халат и вышла в холл. Ее мучило любопытство, снедало желание узнать, куда она попала. Судя по обстановке той очень большой комнаты, где ее устроили, маркиз должен быть очень богатым человеком. Как-то раз она поделилась этим своим соображением с Танзи, и та со смехом ответила, что так оно и есть.

В этот ранний предутренний час Девон не встретила ни души. Было приятно хоть немного размять ноги – как ни прекрасна ее спальня, очень утомительно так долго лежать без моциона.

Неслышно ступая, спустилась она по лестнице и прошлась по дому, заглядывая в комнаты. Вот столовая с длинным, массивным и до блеска отполированным столом, на котором стояли серебряные канделябры. Вот гостиная, украшенная множеством изящных