миг ей захотелось забраться обратно в эту постель, лечь рядом с ним, коснуться руками гладкой теплой кожи на его груди, позволить ему овладеть собой.
Никогда до этого ей не приходилось видеть мужской груди, и она подумала про себя: неужели это всегда так… волнующе, так привлекательно, так маняще. Или же, как предупреждал ее Алистэйр, она воспринимает так безумно только его одного.
Джессамин боялась ответить себе на этот вопрос. Волосы спадали ему на лицо, и она поборола желание откинуть непослушную прядь с его губ.
Она тихо отпрянула, испугавшись вдруг, что если помедлит перед ним еще хоть секунду, то точно не сможет устоять перед соблазном.
Она толкнула дверь. В коридоре было темно, и на миг она остановилась.
В этот же момент до нее донесся его голос:
— Ты не собираешься поцеловать меня на ночь, Джессамин?
Она захлопнула дверь и пустилась бежать.
Глава 13
Когда Алистэйр отправлялся в поместье Блэйнов, он и не подозревал, что на этом празднике ему придет в голову мысль о воровстве. Он знал, что проведет эту неделю в окружении скучных гостей Салли Блэйн, где единственным развлечением для него будет упоительный флирт с Джессамин Мэйтланд при каждом удобном случае. Но эта ночная встреча изменила его планы. Если бы ему пришлось провести хотя бы еще день запертым в четырех стенах, он мог бы совершить глупость.
Он, конечно, был дурак, что отпустил ее. Она лежала совсем рядом в его мягкой постели, и он видел, как поднимается и опускается ее грудь. В лунном свете ее нежные щеки казались еще бледнее. Ее удивительные глаза были закрыты, и теперь она, казалось, ничем не отличалась ото всех остальных женщин.
Но нет! Она была чертовски хороша. Алистэйр считал Джэссамин простой девушкой и все же не мог не признать, что в ту ночь она выглядела очень изысканно. Что-то тайное и темное шевелилось на дне его души, заставляя наслаждаться просто тем, что он лежал рядом с ней, смотрел на нее, желал ее, позволяя желанию разрастись до таких пределов, что уже не мог его сдерживать. Он хотел взять ее руку и положить на свое самое сокровенное место. Это, конечно, нанесло бы удар по ее девичьей скромности, что сделало бы ее еще привлекательнее. Сквозь полусомкнутые веки он наблюдал за тем, как она приходит в себя, а она и не подозревала, что он следит за каждым ее движением, за каждым прерывистым вздохом. Он видел ее небольшие упругие груди, не полностью прикрытые корсетом и бельем, маленькие соски, просвечивающие сквозь тонкую белую ткань. С минуту он не мог оторвать взгляда от ее груди, представляя себе вкус и запах ее кожи.
Но она выскользнула из его объятий, спрыгнула с кровати, а он не сделал и движения, чтобы остановить ее. Алистэйр не мог понять почему. Быть может, потому, что он хотел ее так сильно, что от желания у него тряслись руки? Он желал ее до такой степени, что боялся, что никогда не сможет отпустить ее потом, после того как овладеет ею. А этого он не мог себе позволить.
При свете дня Алистэйр понял, насколько все это было абсурдно. Эти романтические фантазии были достойны автора сентиментальных романов, а не такого прагматичного, лишенного всяких представлений о морали негодяя, как он. В его жизни не было места долгу, привязанности, обязанностям, ему были известны лишь кошачьи инстинкты. И игра, и охота, и флирт, и любовные приключения — все это уже наскучило ему. Кроме мыслей о любви с мисс Джессамин Мэйтланд, которым он предавался по вечерам.
Неужели она действительно колдунья? Вот уже пятьдесят лет как в Англии не сжигают колдунов, но еще живы глупые старомодные люди, которые считают, что карты — орудие дьявола, а карточные гадалки-его подручные.
Алистэйр, конечно, не из тех, кто верит этой дешевой трескотне о том, что кто-то или что-то, сверхъестественное или человеческое, может иметь власть над ним.
Но допускал он это или нет, он вынужден был признать, что Джессамин Мэйтланд околдовала, очаровала его, так что он стал совершать поступки, совсем не характерные для бессовестного негодяя. Он должен был тогда овладеть ею, лишить ее невинности, а вместо этого дал ей так легко уйти.
А она не должна была бы сбежать от него, разрушить его планы. Если бы он был в своем уме, то выждал бы, пока полицейские не успокоятся, а потом уже совершил бы этот поступок, одна мысль о котором так будоражила его.
Но его никогда не привлекала осторожная, безопасная жизнь. Его брат был осторожный и безупречный джентльмен, который пил, играл и жил замечательно… И умер из-за этого. Да будь он проклят, если он пойдет этим же прямым, убогим путем!
Парочка озорных уловок, чтобы сбить с пути бдительных полицейских и поднять шумиху на этом маскараде, — и он сможет всерьез приступить к исполнению того, о чем мечтал. Его блестящая карьера вора близилась к логическому завершению.
Кот славно закончит свои дни! Он совершит свое последнее ужасающее ограбление, самое скандальное преступление, которое происходило когда-либо в столице и которое Лондон никогда не забудет. А затем он уедет на континент и проживет остаток своих дней в веселом распутстве в какой-нибудь чудесной изысканной Венеции.
И просто чтобы доказать, насколько он бездушен, Алистэйр умело, обдуманно, со знанием дела лишит мисс Джессамин Мэйтланд невинности.
Уже в третий раз за эти два дня очередной гость из приехавших на праздник в поместье к миссис Блэйн обнаружил пропажу драгоценностей, которые внезапно нашлись в вещах другого гостя на удивление ему и всем присутствующим.
— Кто-то играет с тобой, Клэгг, — заметил Сэмюель Уэльш.
Бедняга и не подозревал, как жестоко потом ему придется поплатиться за эти слова.
Бреннан не шевельнулся. Кроме трех полицейских, в комнате, которую они выбрали в качестве штаба, никого не было. Клэгг, который сидел за столом, взял командование на себя, хотя по положению был не выше Бреннана. Уэльш уже понял, что напрасно сказал это. Его смуглое лицо неестественно побледнело, это было заметно даже в тусклом свете дождливого дня. Что же до Бреннана, то он просто дымил своей сигарой в ожидании того, что произойдет дальше.
Он знал, что в этом и заключается его преимущество по сравнению со всеми остальными полицейскими. В его терпении, выдержке, умении выжидать. Он просто не торопился, и большая часть интересных вещей обнаруживалась сама собой. Люди слишком много говорят; они становятся неосторожными, легкомысленно ведут себя, а когда это случается, Бреннан оказывается там, где нужно, чтобы исправить ситуацию.
— Ты полагаешь, Уэльш? — тихо спросил Клэгг. — Немногие из тех, кто шутил над Джоссайей Клэггом, остались в живых и смогли потом похвастаться этим.
Лицо Уэльша приняло землистый оттенок. Бреннан решил заступиться за него. Он испытывал слабость к угнетенным, а Клэгг в течение последних нескольких дней на этом унылом празднике делал все, чтобы унизить и подчинить себе Уэльша. Бреннан почувствовал, что ему нужно вмешаться.
— Да над нами всеми издеваются, — вставил он свое словечко. — Мне кажется, эти господа просто придумали новую игру. Уверен, что кто-то инсценирует грабеж вместо любительского спектакля.
— А ты так хорошо разбираешься в благородных господах и любительских спектаклях? — усмехнулся Клэгг. — Да ведь в глубине души ты просто деревенский фермер! Сомневаюсь, что тебя бы туда пригласили.
Клэгг уже давно перестал раздражать Бреннана, за исключением тех случаев, когда он очень сильно старался. Бреннан просто лениво кивнул.
— Ты прав, Джоссайя, — сдержанно ответил он. — Но прежде чем что-то решить, я смотрю и слушаю и собираю любые сведения. Так можно очень многое узнать — это неплохая привычка.
— Ты собираешься учить меня, как работать? — поинтересовался Клэгг как можно любезнее. Бреннан почему-то вспомнил бедного Мартина, которому перерезали горло.
— Я не это имел в виду, — ответил он, выбивая табак из трубки. — Просто хотел заметить, что все это вряд ли на самом деле серьезные ограбления. Иначе почему пропавшие безделушки уже через несколько часов обнаруживают в чьем-то белье?
— Вы думаете, что Кот действительно здесь? — вмешался Уэльш.
