подзабытого к тому времени фантаста к читателю.

Журнальный и книжные варианты серьезно различались — как по качеству текста (вероятно, А. Беляев сдавал в журнал очередную главу сразу по ее написании), так и по отдельным эпизодам.

Для книжного издания Беляев серьезно переработал текст романа. В частности, был вымаран весь «классово-революционный момент» (в журнальной версии есть эпизоды о забастовках рабочих, разгоне бунтующих полицейским отрядом). Любопытно, что в журнальной версии третья часть «Человека- амфибии» начиналась с главы, описывающей активное участие Ихтиандра в революционном движении… в качестве диверсанта-подрывника. Мы считаем, что будет уместным и познавательным (не только для коллекционеров древностей) дать в данном томе отдельно текст этой главы.

В результате жесткой авторедакторский чистки «Человек-амфибия» стал художественной вершиной А.Р. Беляева, но не уберег его от яростных атак критиков. Беляева и его роман «Человек-амфибия» обвиняли практически во всех смертных грехах: в асоциальности, в антинаучности, в буржуазности, в подражательстве… С особой ретивостью набрасывались на писателя в «тюремные» 30-е. Рецензируя «Человека-амфибию», довольно известный в те годы критик Александр Ивич (псевдоним Игнатия Бернштейна) буквально уничтожал Беляева как писателя: «В этой научно-беспредметной повести нет ни социального, ни философского содержания. Роман оказывается ничем не загруженным, кроме серии средней занимательности несколько статичных приключений. <…> «Человек-амфибия» оказался развлекательным романом, книгой легкого чтения, не имеющей сколько-нибудь заметного литературного значения». Другой рецензент «Литературного обозрения» столь же невнятно клеймил фантаста: «В мире научной фантастики, оказывается, все возможно. И писатель может писать произведения, не имеющие ничего общего с его собственными установками» (1938. № 24).

На якобы научную несостоятельность «Человека-амфибии» в первую очередь и обрушивались критические замечания, что лишний раз подтверждало нежелание рецензентов понять специфику фантастического жанра. Нелестно отозвался о романе даже маститый литературовед В. Шкловский, который и сам в 20-е грешил фантастикой: «Странная амфибия, чисто фантастический роман, к которому пришиты жабры научного опровержения» (Дет. лит. 1938. № 20). Неодобрительно отзывались о романе даже коллеги-фантасты. Например, Абрам Палей: «В социальном же отношении идея романа реакционная, так как она пропагандирует ничем не оправданные хирургические эксперименты над людьми» (Лит. учеба. 1936. № 2).

Негативное отношение как к Беляеву, так и к главной его книге сохранялось достаточно долго — даже после смерти фантаста. Вот как, например, трактует роман критик О. Хузе: «…В фантастическом романе А. Беляев развивает реакционную идею отказа от борьбы угнетенных за свои права и предлагает им биологические приспособления, чтобы обосноваться для жизни в подводном мире» (Сб. «Вопросы детской литературы», 1953). Не менее «красочно» выглядит характеристика, посмертно выданная писателю во втором издании Большой советской энциклопедии (1950): «Автор многих живо и увлекательно написанных научно-фантастических рассказов и романов… Однако некоторые произведения Б. не свободны от штампов буржуазных фантастических романов, что приводило иногда писателя к отступлению от реализма (роман «Человек-амфибия»)».

Время, однако, расставило все на свои места. Любовь читателей оказалась куда сильнее идеологических установок.

Научно-фантастический роман «Человек-амфибия» возник не на пустом месте. В авторском послесловии к журнальной публикации Беляев прямо признавался, что в основе романа события действительные:

«Профессор Сальватор — не вымышленное лицо, так же как не вымышлен и его процесс. Этот процесс действительно происходил в Буэнос-Айресе в 1926 году и произвел в свое время не меньшую сенсацию в Южной и Северной Америке, чем так называемый «обезьяний процесс» в Дейтоне… В последнем процессе, как известно, обвиняемый — учитель Скопе — оказался на скамье подсудимых за преподавание в школе «крамольной» теории Дарвина. Сальватор же был приговорен верховным судом к долгосрочному тюремному заключению за святотатство, так как «не подобает человеку изменять то, что сотворено по образу и подобию божию». Таким образом, в основе обвинения Сальватора лежали те же религиозные мотивы, что и в «обезьяньем» процессе. Разница между этими процессами только в том, что Скопе преподавал теорию эволюции, а Сальватор как бы осуществлял эту теорию на практике, искусственно преобразовывая человеческое тело.

Большинство описанных в романе операций действительно были произведены Сальватором…»

Но есть у романа и литературный «прототип». Много раньше Ихтиандра «появился на свет»… Иктанер, персонаж романа «Иктанер и Моизета» забытого ныне французского беллетриста Жана де Ла Ира. Роман этот был переведен на русский язык еще в 1911 году. Научно-фантастическая идея действительно схожа с «Человеком-амфибией»: талантливый ученый Оксус пересаживает жабры акулы человеку. Но на этом общность двух романов исчерпывается. Попытки обвинить Беляева в плагиате — несостоятельны. Советским фантастом позаимствована научная идея (ну, и отчасти, как вы догадались, и имя героя), на основе которой было создано принципиально новое по художественному наполнению, по социальному и научному звучанию произведение. Как верно в свое время подметил известный критик-фантастиковед В.И. Бугров, Иктанер, который «оставался всего лишь случайным научным феноменом, жертвой поданного вне социальных связей преступного эксперимента, попросту бессилен соперничать с «Человеком-амфибией». Романом не только остросоциальным, но и по-жюльверновски провидческим».

В конечном счете, кто сегодня помнит о когда-то популярном сочинении француза де Ла Ира? Зато «Человек-амфибия» выдержал несколько изданий в той же Франции, где имя советского фантаста хорошо известно.

Необходимо сказать и о следующем немаловажном факте литературной истории. «Человек-амфибия» стал первым настоящим бестселлером в истории отечественного книгоиздания. Популярность у романа и в самом деле была феноменальной, о чем свидетельствует и стремительный рост тиража «Вокруг света» за период публикации «Человека-амфибии». Этот же журнал в 1930 году взялся провести первые маркетинговые исследования книжного рынка с целью выявить наиболее читаемые книги. Редакция опубликовала читательскую анкету, в которой просила назвать самые популярные произведения фантастического и приключенческого жанра, вышедшие на русском языке за последние пять лет. Почти уникальный случай — в читательских письмах была названа всего одна книга. Нетрудно догадаться какая — «Человек-амфибия».

На редкость удачной оказалась и киносудьба романа — одноименный фильм 1961 года стал своего рода рекордсменом отечественного кинопроката — 65,5 миллиона зрителей! В 2004 году кинематографисты попытались повторить успех классического фильма, сняв четырехсерийный телевизионный ремейк, но попытка оказалась неубедительной и провальной.

Евгений ХАРИТОНОВ

Бизетт — цветные шнуры, которыми украшалось платье.