что это не его вина. Сказала бы, что, к счастью, у меня был кинжал. Но теперь я осознала, ясно или не слишком, разумно или не очень, что защитить меня было его обязанностью, и он с ней не справился. Возможно, и он испытывал то же чувство.

Он стоял и смотрел на меня, обуреваемый эмоциями. Когда он заговорил, голос у него был негромкий и неровный от волнения.

— Ты видела столб во дворе форта?

Я молча кивнула.

— Меня привязали к этому столбу, привязали, как животное, и хлестали плетью до крови. До самой смерти я буду носить эти рубцы. Если бы сегодня днем я не был удачлив, как дьявол, такая порка — самое меньшее, что меня ожидало бы. Скорее всего, меня сначала отхлестали бы, а потом повесили.

Он трудно сглотнул и продолжал:

— Я это знал и ни секунды не раздумывал, отправляясь туда за тобой, хоть мне и приходило в голову, что Дугал, возможно, прав. Ты знаешь, как я заполучил оружие?

Я с трудом покачала головой; гнев мой постепенно слабел.

— Я убил часового у стены. Он успел выстрелить в меня — вот почему пистолет оказался незаряженным, — но промахнулся, и я убил его своим кинжалом и оставил кинжал у него в груди, когда услыхал твой крик. Я убил бы дюжину, чтобы спасти тебя, Клэр.

Голос у него дрогнул.

— Когда ты закричала, я кинулся к тебе, вооруженный только незаряженным пистолетом и собственными руками.

Джейми говорил теперь немного спокойнее, но в глазах все еще горели боль и гнев.

Я молчала. Выведенная из нормального состояния ужасом моей встречи с капитаном Рэндоллом, я просто не думала о том, какая отчаянная смелость понадобилась Джейми, чтобы прийти в форт за мной.

Он отвернулся, опустив плечи.

— Ты права, — проговорил он тихо. — Да, ты совершенно права.

Гнева в его голосе уже не осталось, он говорил таким тоном, какого я у него ни разу не замечала, даже в моменты физической боли.

— Моя гордость ранена. А гордость — это почти все, что у меня есть.

Он протянул руки и ухватился за покрытый грубой корой ствол сосны. Опустошенно опустил голову на руки. Голос звучал так тихо, что я едва разбирала слова:

— Ты вывернула меня наизнанку, Клэр.

Нечто похожее произошло и со мной. Я подошла к нему. Он не двинулся, даже когда я обвила его руками за пояс. Прижалась щекой к согнутой спине. Рубашка насквозь промокла от пота, вызванного накалом чувств; он дрожал.

— Прости меня, — сказала я. — Прости, пожалуйста.

Он повернулся ко мне и крепко обнял. Я почувствовала, как дрожь мало-помалу утихает.

— Я прощаю, милая, — пробормотал он, прижавшись губами к моим волосам.

Отстранившись, поглядел на меня сверху вниз, печальный и сдержанный.

— Мне жаль, — сказал он. — Я прошу у тебя прощения за свои слова. Мне было тяжело, и я наговорил лишнего.

Мне уже казалось, что и прощать-то нечего, но я кивнула и сжала его руки.

— Прощаю.

В спокойном молчании мы сели на лошадь. Дорога здесь далеко уходила вперед по прямой, и вдали можно было видеть небольшое облачко пыли, оставленное отрядом с Дугалом во главе.

Джейми снова был позади меня; он придерживал меня одной рукой, и я чувствовала себя в безопасности. Но между нами все еще смутно ощущались боль и несвобода. Мы простили друг друга, но сказанные слова еще теснились в головах, незабытые.

Мы добрались до Дунсбери, когда уже давно стемнело. Там, к счастью, была довольно большая стоянка карет и при ней гостиница. Дугал страдальчески прикрыл глаза, расплачиваясь с хозяином: пришлось дать несколько лишних серебряных монет и тем купить его молчание.

Серебро тем не менее обеспечило нам добрый ужин с большим количеством эля. Несмотря на обилие, ужин прошел мрачно и был съеден почти в полном молчании. Сидя за столом в своем изодранном платье, на которое во имя скромности была накинута лишняя рубашка Джейми, я чувствовала, что попала в немилость. Все мужчины, кроме Джейми, вели себя так, словно меня тут вообще не было, и даже Джейми ограничивался тем, что время от времени пододвигал мне то хлеб, то мясо. Убраться к себе в комнату воистину оказалось облегчением, хоть она и была маленькой и душной.

Я опустилась на кровать со вздохом, даже не проверив состояние постельного белья.

— Я совсем измоталась. Это был длинный день.

— Да, это верно.

Джейми расстегнул воротник и манжеты, расстегнул и снял ремень, на котором висела сабля, но до конца раздеваться не стал. Освободил ремень от ножен и сложил его вдвое — все это медленно и раздумчиво.

— Ложись в постель, Джейми. Чего ты ждешь?

Он подошел и остановился возле кровати, слегка раскачивая из стороны в сторону сложенный ремень.

— Боюсь, милая, что мы должны кое-что уладить перед сном.

Я внезапно ощутила острый укол дурного предчувствия.

— Что именно?

Он ответил не сразу. Не присел на постель рядом со мной, но пододвинул себе стул и уселся напротив.

— Понимаешь ли ты, Клэр, — заговорил он спокойно, — что всех нас могли убить нынче днем?

Мне стало не по себе, и я опустила глаза.

— Да, я знаю. По моей вине. Очень сожалею.

— Ах, так ты знаешь, — сказал он. — А знаешь ли ты, что, если бы кто-то из нас, мужчин, совершил нечто подобное, ему отрезали бы уши или отхлестали его плетьми, даже, может, убили?

Услыхав эти слова, я побелела.

— Нет, этого я не знала.

— Я понимаю, что ты не слишком разбираешься в наших делах, и это в какой-то мере тебя извиняет. Тем не менее — я велел тебе сидеть в укрытии, и, если бы ты послушалась, ничего бы не произошло. Теперь же англичане станут повсюду разыскивать нас. Нам придется скрываться днем и двигаться только по ночам.

Он помолчал и добавил:

— Что касается капитана Рэндолла, это особый разговор.

— Ты имеешь в виду, что теперь он будет разыскивать тебя упорно, узнав, что ты здесь?

Он кивнул с отсутствующим видом, глядя на огонь.

— Да… он… с ним дело сугубо личное, как ты понимаешь.

— Мне ужасно жаль, Джейми, — сказала я, но он только махнул рукой в ответ на мои слова.

— Если бы это касалось только меня, я больше не стал бы об этом разговаривать. Но раз уж мы об этом заговорили… — Он кинул на меня быстрый взгляд. — Я тебе скажу, что чуть не умер, когда увидел, как эта скотина хватает тебя своими лапами.

Он теперь снова смотрел на огонь с мрачным видом — словно заново представляя себе происшедшее днем.