ожидать, что тот, кто первым придет к этому участку, сохранит свое преимущество, поскольку впереди пролегала гладкая дорога длиной в две мили и затем начинался спуск к усадьбе через буковую рощу, утомляюще однообразную и для лошадей, и для всадников. Ну а дальше предстоял зубодробительный галоп до финиша перед дверьми Вайдекр-холла.

Мы с Гарри считали, что вся скачка займет около двух часов и что худшая часть ее приходится на крутой спуск к дому. Мы честно предупредили об этом Джона Мак-Эндрю, пока грумы готовили наших лошадей, но он только рассмеялся и сказал, что мы хотим запугать его.

В этот момент Тобермори вышел из ворот конюшни и застыл, как статуя, выкованная из меди. Он хорошо отдохнул и в нетерпении рвался в бой, и Гарри шепотом посоветовал мне туже натягивать поводья, а то я в мгновение ока окажусь на полпути к Лондону. Затем он подал мне руку и помог вспрыгнуть в седло, придержав поводья, пока я расправляла малиновые юбки моей амазонки и завязывала ленты шляпки потуже.

И тут я увидела Коралла.

Джон Мак-Эндрю говорил, что он серый, но это было не так: он был почти серебряный, с шелковыми, более темными тенями на мощных ногах. Мои глаза засияли от восторга, и доктор Мак-Эндрю рассмеялся.

— Кажется, я знаю, что могу потерять, если вы придете к финишу первой, — дразняще сказал он. — Из вас вышел бы плохой игрок в карты.

— Думаю, что каждый с удовольствием отобрал бы у вас эту лошадь, — протяжно проговорила я.

Мои глаза ласкали чудную маленькую головку лошади и ее умные глаза. Шея этого животного отличалась самой совершенной формой, какую я когда-либо видела. Изумительное животное. Джон Мак- Эндрю легким прыжком взлетел в седло, мы смерили друг друга взглядами и улыбнулись.

Селия, мама и няня с малышкой стояли рядом на террасе, а мы ожидали знака Гарри. Тобермори взвивался на дыбы от нетерпения, Коралл все время как-то заходил сбоку. Гарри держал в поднятой руке носовой платок. Внезапно он уронил руку, и я почувствовала, как одним прыжком Тобермори вынес меня далеко вперед.

Через лес мы промчались голова к голове одинаковым галопом. Серебряные ноги Коралла первыми мелькнули в прыжке через стену парка, и я ожидала этого. Но для меня оказалось полной неожиданностью, что он сохранит эту скорость на всей трассе через общественную землю и так мало устанет к концу подъема. На гребне холма он зафыркал и взял поворот в том же галопе. В лицо нам полетела длинная серебряная струя песка, расширяющаяся, как веер, и хотя Тобермори низко наклонил голову и попытался нагнать его, Коралл удержал первенство и песок летел нам в лицо две или три мили. Оба жеребца были покрыты пеной, но Тобермори не удавалось обойти араба до самого спуска к парку.

Неподалеку наши люди собирали хворост, и я услышала их приветственные крики, когда моя лошадь обошла сияющего, как огонь, араба. Мы сохраняли преимущество на протяжении всей скачки через парк и до холмов. Торжествующий смех уже трепетал в моем горле, я была уверена, что скачка кончена для Коралла. Затем мы достигли вершины, и впереди нас пролегла гладкая дорога. Тобермори тяжело дышал, но он чувствовал под ногами знакомую землю и не терял темпа. Мы скакали, но за собой я слышала грохот копыт, и они настигали нас. Коралл был покрыт пеной, и Джон Мак-Эндрю привстал на стременах, как жокей, ловя каждый дюйм скорости, посылая коня все вперед и вперед, наступая нам на пятки. Этот шум достиг ушей Тобермори, и он с вызовом тряхнул гривой, перейдя в самый бешеный галоп. Но этого оказалось недостаточно. К тому времени, когда открытая дорога перешла в лесную тропу, Коралл был уже у плеча Тобермори.

Когда мы ворвались в полумрак леса, я невольно придержала поводья, стремясь уберечь ноги своего коня от опасных корней и скользких пятен грязи. Я беспокоилась также за себя, поскольку низко расположенные ветви вполне могли выбросить меня из седла или рассечь мне лицо. Но Джон Мак-Эндрю не думал ни о чем. Он все посылал и посылал вперед своего бесценного жеребца, ни о чем не тревожась. Его прекрасное животное скользило и спотыкалось в этом безжалостном беге, и я просто не осмеливалась следить за этой головоломной скачкой. Среди суматошно мелькающих в моем мозгу картин грязных луж и низко склоняющихся ветвей какой-то уголок моего сознания занимала мысль: «Почему? Почему Джон Мак- Эндрю так бешено хочет выиграть это шутливое соревнование?»

На финишной прямой, начинавшейся от сторожки, я гнала и гнала Тобермори, но превосходство соперника было уже слишком велико, и, когда мы вырвались на последний полукруг около дома, доктор и его араб уже приближались к террасе, обойдя нас на добрую пару корпусов.

Я смеялась в непритворном восторге. Я вся была в пыли и чувствовала, как жидкая грязь пятнами засохла на моем лице. Моя шляпа где-то потерялась, и найти ее можно было только завтра. Волосы растрепались и сбились в пышную гриву у меня за плечами. Тобермори был весь белый от пены. Коралл дрожал от тяжелого дыхания. Бледная кожа доктора Мак-Эндрю стала малиновой от жары и волнения, а его глаза — глаза победителя — сверкали голубым блеском.

— Какого приза вы добивались? — выдохнула я, едва переводя дыхание. — Вы скакали как демон, чего же это вы так сильно хотите?

Он спрыгнул с седла и подошел ко мне, чтобы опустить меня на землю. Я соскользнула к его рукам и почувствовала, что краснею от волнения, вызванного скачкой, и удовольствия, полученного от его прикосновения.

— Я прошу вашу перчатку, — сказал доктор Мак-Эндрю.

Он произнес это с таким выражением, которое заставило меня оборвать недоверчивый смешок и взглянуть на него серьезно.

— Сначала перчатку, — повторил он, стягивая красную лайковую перчатку с моей руки, — а позже, мисс Лейси, вашу руку.

Я едва сдержала сорвавшийся с моих губ возглас волнения, в то время как он упрятывал свой приз в карман с видом человека, делающего предложение леди каждый день в году. И прежде чем я что-нибудь могла сказать, Гарри и все остальные уже приблизились, и я не ответила ничего.

На самом деле мне нечего было сказать. Пока я ходила наверх, чтобы переодеться, умыться и заколоть волосы, у меня не было времени, чтобы обдумать ответ. Его холодный тон ясно давал понять, что ответа и не требуется. Моему сердцу не грозит опасность разбиться на куски из-за глаз человека, который не может ни наследовать, ни купить Вайдекр. Боюсь, что я вынуждена отказать этому молодому симпатичному доктору. Хотя между тем… Я с неопределенной улыбкой задумалась, накручивая волосы на палец… Между тем в этом есть что-то очень приятное. Но мне уже пора спешить, иначе я опоздаю на чай.