«Видишь, какой ты! Ты не простой кузнец. А естли мой отец вздумает жениться на твоей матери?», проговорила, лукаво усмехнувшись, Оксана. «Однако ж девчата не приходят… Что б это значило? Давно уже пора колядовать. Мне становится скучно».

«Бог с ними, моя красавица».

«Как бы не так. С ними вместе, верно, придут парубки. Тут-то пойдут балы. Воображаю, каких наговорят смешных историй!»

«Так тебе весело с ними?»

«По крайней мере веселее, чем с тобою. [Вместо „По крайней мере ~ с тобою“: а. Как же не ве<село> б. Веселее чем с тобою, если бы остаться день вместе] А, кто-то стукнул. Верно, девчата с парубками».

«Чего мне больше ждать?» говорил сам с собой кузнец. «Она издевается надо мною. Ей я столько же дорог, как перержавевшая подкова. Но естли ж так, не достанется по крайней мере другому [другому парубку] посмеяться надо мною. Пусть только я наверное замечу, кто ей нравится более моего, я отучу…»

Стук в дверь и резко зазвучавший на морозе голос: «отвори!» прервал его размышления.

«Постой, я сам отворю», сказал кузнец <и вышел> [«и вышел» пропущено. ] в сени, в намерении отломать с досады бока первому попавшемуся человеку.

—

Мороз увеличился, и вверху так сделалось холодно, что чорт перепрыгивал с одной ноги на другую и дул себе в кулак, желая сколько-нибудь отогреть мерзнувшие руки. Нежного роду собачье подобье! как говорил покойный Макар Назарович, Лохвицкий подкоморий. [Далее было: Как не смерзнуть] Не мудрено, однако ж, и не смерзнуть тому, кто толкался от утра до утра в аду, где, как известно, не так холодно, как у нас зимою, и где, надевши колпак и ставши перед очагом, будто в самом деле кухмистр, поджаривал он грешников с таким же спокойствием, с каким честные миряне жарят [под<жаривают?>] поросенка.

Ведьма сама почувствовала, что холодно, несмотря на то, что была тепло одета, и потому, поднявши руки кверху [в вверх] отставила ногу и, приведши себя в такое положение, как человек, летящий на коньках, не двинувшись ни одним членом, спустилась по воздуху, будто по ледяной покатой горе, и прямо в трубу. Чорт [Далее было: вслед за нею] таким же порядком спустился вслед за нею, но так как это животное проворнее всякого франта в чулках, то не мудрено, что он наехал при самом входе в трубу на шею своей любовницы, и оба очутились в просторной печке между горшками.

Путешественница отодвинула потихонько заслонку поглядеть, не назвал ли ее сын Вакула [кузнец] в хату гостей, но, увидевши, что никого не было, вылезла из печки, скинула теплый кожух, оправилась, и никто бы не мог узнать, что она за минуту назад ездила на метле.

Мать кузнеца Вакулы имела от роду не больше сорока лет. Она была ни хороша, ни дурна собою. [Далее было: в своей молодости может быть она была] Трудно и быть хорошею в такие годы. Однако ж она так умела причаровывать к себе самых степенных козаков в селе (которым, не мешает между прочим заметить, мало было нужды до красоты), что к ней хаживал и голова, и церковный староста, и дехтярь, ездивший через каждые две недели в Полтаву на торги, и козак Корней Кобен<як> [а. Корнилий б. Корней Чуб] и козак Остап Свербыгуз, [Далее начато: И она так искусно умела обходиться с ними, что каждый из них считал] когда собственная половина его заблагорассуждала куда-нибудь отлучаться. И, к чести ее сказать, она умела искусно обходиться со всяким. Ни одному из них не приходило и на ум, что у него есть соперник. Шел ли набожный мужик, одетый в кобеняк с видлогою, в воскресенье в церковь, или, если дурная погода, в шинок, — как не зайти к Солохе, [Вместо «как ~ к Солохе»: он непременно заходил к Солохе, хотя и делал большой крюк] не поесть жирных с творогом вареников и не поболтать в теплой избе с разговорчивой и угодливой хозяйкой. И дворянин нарошно для этого давал большой крюк, прежде нежели [прежде чем] достигал шинка [церкви или шинка] и называл это заходить по дороге.

Охотник мешаться в чужие дела тотчас бы заметил, что Солоха была приветливее всего с козаком Чубом. Чуб был вдов. Восемь скирд хлеба всегда стояли перед его хатою. Пара дюжих волов высовывали [Заменено на «высовывая», но исправление не доведено до конца. ] свои головы из плетеной стены сарая на улицу, желая доброго дня прохожим и мычали, пережевывая в ленивых мордах своих свежую солому, когда зав<идывали> [встречали] шедшую куму корову или дядю толстого быка. Бородатый козел взбирался на самую крышу и дребезжал оттуда резким голосом, как городничий, дразня выступавших по двору индеек [а. индеек б. метав<шихся> индеек в. высту<павших> индеек] и оборачиваясь задом, если завидывал своих неприятелей, мальчишек, издевавших<ся> над его бородою. [Вместо «мальчишек ~ бородою»: или издевавших над его бородою мальчишек] В сундуках у Чуба водилось много полотна, жупанов и старинных кунтушей с золотыми галунами: покойная жена его была щеголиха. В огороде, кроме маку, капусты, подсолнечник, засевалось еще каждый год две нивы табаку. Всё то имело необыкновенную приятность в ее глазах. Она воображала, какой всё это примет <порядок>, [«порядок» в рукописи пропущено. ] когда поступит в ее хозяйство, и удвоивала благосклонность к старому Чубу. А чтобы, каким-нибудь образом, сын ее Вакула не подъехал к его дочери и не успел прибрать к себе всю движимость и недвижимость, в которую наверное не позволил бы мешаться своей матери, она [то она] прибегнула к обыкновенному средству всех сорокалетних кумушек — ссорить как можно чаще Чуба с кузнецом [с своим сыном] Такие тонкости ее и сметливый ум были виною, что кое-где начали поговаривать старухи, особливо когда выпивали [а. выпили б. хватили] где-нибудь на веселой сходке лишнее, что Солоха точно ведьма, что парубок Товченко видел у ней точно сзади хвост, что она еще в позапрошлый четверг черною собакою перебежала дорогу, что к попадье прибежала свинья, закричала петухом, надела на голову шапку [Далее было: а. села, и севши на скамейку начала уже набивать трубку, желая осквернить хату каким скверным зельем, но попадья [прогн<ала>] перекрестилась, и ее уже не было б. Именитые козаки маха<ли>] и убежала назад. Случилось, что тогда, когда старушки толковали об этом, пришел как-то [Далее было: к ним] коровий пастух Тымош Коростявый. Он не преминул рассказать, как [что] летом перед самою Петровкою, когда он лег спать в клеву, [Далее начато: видел] подмостил и солому под голову я трубку закурил, [Вместо «лег ~ закурил»: спал в хлеву] видел собственными глазами, как <ведьма>] «ведьма» в рукописи пропущено. ] с распущенною косою, в одной рубашке, начала доить коров, а он не мог пошевельнуться — так был околдован; подоивши коров, она пришла к нему и помазала его губы чем-то таким гадким, что он [Далее начато: целый] плевал после того целый день. Но всё это что-то сомнительно, потому что один только сорочинский заседатель может увидеть ведьму. Именитые козаки махали руками, когда слышали такие рассказы. «Брешут, сучи бабы!» бывал обыкновенный ответ их. [Вместо «Именитые козаки ~ их»: И потому все эти толки были пренебрегаемы именитыми козаками. Вся фраза в обоих вариантах вписана позже.]

Вылезши из печки и оправившись, Солоха, как добрая хозяйка, начала убирать [прибирать] и ставить всё к своему месту [Далее было: в хате] но мешков не тронула: это Вакула принес, пусть же сам и вынесет [«но мешков ~ вынесет» вписано позже. ] Чорт, между тем, когда еще влетал в трубу и взъехал Солохе на шею, как-то нечаянно оборотившись, увидел Чуба, об руку с кумом, [Далее было: отшедших] уж далеко от избы. Вмиг вылетел он из печки, перебежал им дорогу и начал разрывать со всех сторон кучи замерзшего снегу. Поднялась мятель. В воздухе забелело. Снег метался взад и вперед сеткою и угрожал залепить глаза, рот и уши пешеходам. А чорт улетел снова в трубу [Далее было: к Солохе] в твердой уверенности, что Чуб [козаки] возвратится вместе с кумом назад, застанет кузнеца и наверное отпотчивает его так, что он не будет в силах взять в руки кисть и малевать обидные карикатуры. [Вместо «застанет ~ карикатуры»: а. и отпотчивает поряд<ком> б. застанет кузнеца и наверное отпотчивает его так, что он долго будет не в состоянии взять в руки кисть, чтобы малевать карикатуры]

—

В самом деле, едва только поднялась мятель, и ветер стал резать глаза, как Чуб [Вместо «как Чуб»: Чуб] уже изъявил раскаяние побранками и угощал ими щедро себя, чорта и кума, наглобучивая глубже на голову капелюхи [Вместо «изъявил ~ капелюхи»; а. изъявил раскаяние побранками, которыми он б. изъявил раскаяние побранками и надглобучивая] Впрочем, эта досада была притворная. Чуб очень рад был поднявшейся мятели. До дьяка еще оставалось в восемь раз больше того расстояния, которое они прошли. Путешественники поворотились назад. Ветер дул в затылок, но сквозь метущий снег ничего не было видно.

«Стой, кум, мы, кажется, не туда идем», сказал, немного отошедши Чуб: «я не вижу ни одной хаты.