- Мистер Дуглас, я вижу, вы настроены скептически, условия нашего спортивного состязания вас ошеломили. Как это может быть, задаете вы себе вопрос, чтобы взрослые люди тратили время на такую ерунду? Так если хотите знать, времени нам, ирландцам, девать некуда. Работы нет и не предвидится, и потому то, что у вас в стране показалось бы пустяком, мы раздуваем до слоновьей величины. Сказать правду, живых слонов мы никогда не видели, зато знаем: мошка, если посмотришь на нее через микроскоп, покажется самой большой тварью на земле. И хотя гимновый спринт не перешагнул еще границ Ирландии, ты убеждаешься, когда займешься им всерьез, что это увлекательнейший вид спорта. Слушайте правила!

- Сначала, - перебил его Хулихен, - выясни, захочет ли он теперь, когда все узнал, сделать ставку.

Взгляды, скрестившиеся на мне, вопрошали: неужели все сказанное брошено на ветер?

- Захочу, - ответил я.

Присутствующие единодушно признали меня лучшим представителем рода человеческого.

- Надо со всеми вас познакомить, - сказал Тималти. - Фогарти, главный судья на выходе. Нолан и Кланнери, судьи в проходе между креслами. Кланси засекает время. И болельщики - О'Нил, Бэньон и ребята Келли, вон сколько их! Пошли!

Словно щетки огромной улицеуборочной машины, одной из этих уродин, захватили и потащили меня. Чуть не на плечах восторженных людей я поплыл вниз по улице, туда, куда созвездиями мерцающих огоньков нас зазывал кинотеатр. Тималти шагал, размахивая руками, где-то сбоку и, надрываясь, знакомил меня с основными правилами.

- Многое, конечно, зависит от кинотеатра!

- Конечно! - соглашался я.

- Есть кинотеатры щедрые, с широкой натурой, проходы и двери в них широкие, а туалеты, те даже еще просторней, еще шире; в некоторых столько кафеля, что от одного эха не знаешь куда деваться. А есть кинотеатры-скупердяи, мышеловки, там даже в главном проходе не вздохнешь, сиденья бьют тебя по коленям, а через наружную дверь, когда спешишь после сеанса в кафе-кондитерскую напротив, где мужской туалет, протиснуться можно только боком. Каждый кинотеатр оценивается со всех сторон, оцениваются условия в нем до, во время и после спринта, и все учитывается. Принимается во внимание также, кто зрители: мужчины и женщины вперемежку, одни мужчины, одни женщины, или - это самое худшее - одна детвора (на дневных сеансах). С детьми, конечно, испытываешь искушение хватать их в охапку, как сено, и откидывать в стороны, так что мы это бросили и теперь ходим в основном на вечерние сюда, в 'Графтон'!

Наконец-то мы остановились. Мерцающие разноцветные огоньки отражались у нас в глазах и окрашивали наши лица.

- Идеальный кинотеатр, - сказал Фогарти.

- Почему? - спросил я.

- Проходы, - объяснил Кланнерй, - не слишком широкие, но и не слишком узкие, выходы размещены удачно, дверные петли смазаны, среди публики много наших болельщиков, а те, кто не болеет, все равно посторонятся, когда по проходу как ветер мчится спринтер.

Меня озарило:

- Вы... специально создаете препятствия?

- Ну да! Иногда меняем выходы, когда к старым уже примерились. Или наденем зимнее пальто на одного, а летнее на другого. Или посадим одного в шестом ряду, а другого - в третьем. А уж если спринтер стал быстроногим до неприличия, мы нагружаем его самым тяжелым грузом, какой у нас есть...

- Алкоголем?

- Ну конечно! Например, Дун у нас быстроногий как серна, так что его надо нагрузить вдвойне. Нолан!

И Тималти протянул фляжку:

- На, беги к Дуну, пусть глотнет пару раз как следует!

Нолан побежал.

- Этот и так уже обошел за вечер все 'Четыре провинции', - кивнул Тималти на Хулихена, - с него хватит. Теперь они с Дуном на равных.

- Отправляйся, Хулихен, - сказал Фогарти, - ни пуха тебе, ни пера. Через пять минут ты стрелой вылетишь на улицу, станешь победителем! Первым!

- Давайте сверим часы, - предложил Кланси.

- С чем, с моим задом? - сердито отозвался Тималти. - Хоть у кого-нибудь из нас есть на руке что- нибудь, кроме грязи? Часы у тебя одного. Хулихен, в зал!

Будто отправляясь в кругосветное путешествие, Хулихен с каждым из нас обменялся рукопожатием, а потом, махнув всем рукой, скрылся в темноте зала - и в тот же миг оттуда появился Нолан. В победно поднятой руке он держал полупустую фляжку.

- Дело сделано, Дун под грузом!

- Прекрасно! Кланнери, скорей к бегунам, проверь, сидят ли оба, как договорено, в четвертом ряду, по сторонам прохода, в кепках и шарфах, застегнуты ли до половины пальто, как полагается, и доложи мне.

Кланнери растворился во мраке зала.

- А билетеры? - спросил я.

- Смотрят картину, - ответил Тималти, - ноги-то ведь у них не железные. Билетеры мешать не станут.

- Десять тринадцать! - объявил Кланси. - Через две минуты...

- ...старт, - сказал я.

- Ну что за умница! - умилился Тималти.

Из зала вприпрыжку выбежал Кланнери:

- Готовы! Оба на местах, и все в порядке!

- Картина заканчивается! Всегда можно догадаться по музыке - к концу любого фильма музыка будто вырывается на свободу!

- Гремит вовсю, - согласился Кланнери. - И певицу слышно, и оркестр, и хор. Пожалуй, завтра посмотрю целиком - уж очень музыка хороша.

- Да ну? - загоготал Кланси, а за ним и остальные.

- Нет, правда, что это за мотив?

- Провались ты со своим мотивом! - взорвался Тималти. - Осталась одна минута, а его мотив интересует! Заключайте пари. Кто ставит на Дуна? Кто на Хулихена?

Поднялся галдеж, и замелькали деньги, в основном шиллинги. Я протянул Тималти четыре шиллинга:

- На Дуна.

- Да ведь вы его в глаза не видели!

- Темная лошадка, - проговорил я, понизив голос.

- Хорошо сказано! - и Тималти повернулся к остальным. - Судьи Нолан, Кланнери - в проход! Следите, чтобы, пока картина не кончится, ни тот, ни другой не двинулись с места!

Счастливые как дети, Кланнери и Нолан во мгновение ока скрылись за дверью зала.

- А теперь освободим им дорогу. Мистер Дуглас, сюда, пожалуйста, ко мне!

Все бросились строиться по сторонам обоих закрытых пока главных выходов.

- Фогарти, приложи ухо к двери!

Фогарти приложил. Глаза его широко раскрылись:

- До чего же она громкая, эта чертова музыка!

Один из братьев Келли толкнул другого локтем:

- Скоро кончится. Кому полагается умереть, сейчас умирает, а тот, кому жить, над ним наклоняется.

- Еще сильней загремела! - оповестил нас Фогарти, не отнимая уха от дверной панели. - Вот: та-тамм! Значит, на экране уже КОНЕЦ!

- Бегут! - вырвалось у меня.