- А вы не хотите вперед? Он поглядел на небо.

- Не знаю. Не уверен.

- Я не вперед еду, - сказал я. - Еду назад.

Глаза его стали другого цвета. Мгновенная, едва уловимая перемена, словно в облачный день человек вышел из тени дерева на солнечный свет.

- Назад...

- Где-то посредине между двух и трех тысяч дней, день пополам, плюс-минус час, прибавить или отнять минуту, поторгуемся из-за секунды, - сказал я.

- Язык у вас ловко подвешен, - сказал он.

- Так уж приходится, - сказал я.

- Писатель из вас никудышный, - сказал он. - Кто умеет писать, тот говорить не мастер.

- Это уж моя забота, - сказал я.

- Назад? - Он пробовал это слово на вес.

- Разворачиваю машину, - сказал я. - И возвращаюсь вспять.

- Не по милям, а по дням?

- Не по милям, а по дням.

- А машина подходящая?

- Для того и построена.

- Стало быть, вы изобретатель?

- Просто читатель, но так вышло, что изобрел.

- Если ваша машина действует, так это всем машинам машина.

- К вашим услугам, - сказал я.

- А когда вы доедете до места, - начал старик, взялся за дверцу, нагнулся, сам того не замечая, и вдруг спохватился, отнял руку, выпрямился во весь рост и тогда только договорил: - Куда вы попадете?

- В десятое января тысяча девятьсот пятьдесят четвертого.

- Памятный день, - сказал он.

- Был и есть. А может стать еще памятней.

Он не шевельнулся, но света в глазах прибавилось, будто он еще шагнул из тени на солнце.

- И где же вы будете в этот день?

- В Африке, - сказал я.

Он промолчал. Бровью не повел. Не дрогнули губы.

- Неподалеку от Найроби, - сказал я.

Он медленно кивнул. Повторил:

- В Африке, неподалеку от Найроби.

Я ждал.

- И если поедем - попадем туда, а дальше что? - спросил он.

- Я вас там оставлю.

- А потом?

- Вы там останетесь.

- А потом?

- Это все.

- Все?

- Навсегда, - сказал я.

Старик глубоко вздохнул, провел ладонью по краю дверцы.

- И эта машина где-то на полпути обратится в самолет? спросил он.

- Не знаю, - сказал я.

- Где-то на полпути вы станете моим пилотом?

- Может быть. Никогда раньше на ней не ездил.

- Но хотите попробовать?

Я кивнул.

- А почему? - спросил он, нагнулся и посмотрел мне прямо в глаза, в упор, грозным, спокойным, яростно-пристальным взглядом. - Почему?

Старик, подумал я, не могу я тебе ответить. Не спрашивай. Он отодвинулся - почувствовал, что перехватил.

- Я этого не говорил, - сказал он.

- Вы этого не говорили, - повторил я.

- И когда вы пойдете на вынужденную посадку, - сказал он, - вы на этот раз приземлитесь немного по- другому?

- Да, по-другому.

- Немного пожестче?

- Погляжу, что тут можно сделать.

- И меня швырнет за борт, а больше никто не пострадает?

- По всей вероятности.

Он поднял глаза, поглядел на горный склон, никакой могилы там не было. Я тоже посмотрел на эту гору. И наверно, он догадался, что однажды могилу там вырыли.

Он оглянулся на дорогу, на горы и на море, которого не видно было за горами, и на материк, что лежал за морем.

- Хороший день вы вспомнили.

- Самый лучший.

- И хороший час, и хороший миг.

- Право, лучше не сыскать.

- Об этом стоит подумать.

Рука его лежала на дверце машины - не опираясь, нет испытующе: пробовала, ощупывала, трепетная, нерешительная. Но глаза смотрели прямо в сияние африканского полдня.

- Да.

- Да? - переспросил я.

- Идет, - сказал он. - Ловлю вас на слове, подвезите меня.

Я выждал мгновение - только раз успело ударить сердце, дотянулся и распахнул дверцу.

Он молча поднялся в машину, сел рядом со мной, бесшумно, не хлопнув, закрыл дверцу. Он сидел рядом, очень старый, очень усталый. Я ждал.

- Поехали, - сказал он.

Я включил зажигание и мягко взял с места.

- Развернитесь, - сказал он.

Я развернул машину в обратную сторону.

- Это правда такая машина, как надо? - спросил он.

- Правда. Такая самая.

Он поглядел на луг, на горы, на дом в отдалении.

Я ждал, мотор работал вхолостую.

- Я кое о чем вас попрошу, - начал он, - когда приедем на место, не забудете?

- Постараюсь.

- Там есть гора, - сказал он, и умолк, и сидел молча, с его сомкнутых губ не слетело больше ни слова.

Но я докончил за него. Есть в Африке гора по имени Килиманджаро, подумал я. И на западном ее склоне нашли однажды иссохший, мерзлый труп леопарда. Что понадобилось леопарду на такой высоте, никто объяснить не может.

На этом склоне мы тебя и положим, думал я, на склоне Килиманджаро, по соседству с леопардом, и напишем твое имя, а под ним еще: никто не знал, что он делал здесь, так высоко, но он здесь. И напишем даты рожденья и смерти, и уйдем вниз, к жарким летним травам, и пусть могилу эту знают лишь темнокожие воины, да белые охотники, да быстроногие окапи.