- Ну, что ж, Константин Евгеньич, давненько мы с тобой не виделись. Много воды утекло, много событии произошло. В июне нынешнего 1992 года, ты мне когда звонил, то говорил, что в Израиль на гастроли собираетесь? Удалось съездить?
- Да. И тебе того же желаю. Обязательно надо тебе съездить туда.
- Легко сказать…
- Тебе обязательно надо в Иерусалиме побывать.
- Я смотрю, на тебя Иерусалим сильное впечатление произвел…
- Это не то слово. Понимаешь, там главное - это небо, эти камни. Те же, что и при Нем. Обязательно поезжай туда…
- Я боюсь.
- Чего?
- А вдруг, окажусь там и… ну камни… и все…
- Ты что же, хочешь сказать, что Его не было вовсе?
- Окстись! Нет, не в этом дело. Ведь какие-то вещи себе в воображении иначе представляешь, чем это на самом деле. Несовпадения боюсь образа этого города, который во мне уже существует, и реально существующего Иерусалима…
- Не бойся Главное, там оказаться. Эти камни… Я в Израиле попал на праздник как раз Иоанна Предтечи, на Иванов день. Ты знаешь, такого кайфа у меня никогда в жизни не было. С этим ничто нельзя сравнить. А однажды я одну монахиню ночью до дома провожал, белую монахиню, она в арабском квартале жила, а туда ночью ходить опасно. Арабы… Говорят, опасно у них… И вот, когда я возвращался я ночью в Гефсиманский сад зашел.
- Погоди, погоди… Он что, до сих пор существует?
- Конечно, правда огорожен, экскурсии туда ходят. Ну, понимаешь? Достопримечательность. Но это днем. А ночью… Это не рассказать…
- Я бы, наверное, не смогла туда войти.
- Я входил…
- Я столько раз читала, и каждый раз ком в горле, когда Он один совсем, и уже все понимает, знает, что ждет его, а они его все предали, ученики его…
- Я там был. И в Вифлееме, в храме Рождества, И у гроба Господня А концерты мы играли знаешь где?
- Нет, конечно, не знаю.
- В Геенне Огненной!
- ???
- Это такое место в городе, куда в древности стаскивали всякую сволочь, трупы бродяг, воров, убийц, А чтобы зараза от этих трупов не распространялась, там все время горели костры. Поэтому она и Огненная. И я им там сказал, что напрасно они ждут Мессию, что он уже приходил к ним, а они его распяли, как вора и разбойника. Я сказал им: 'Он к вам больше никогда не придет!' Я им сказал, что их вера сатанинская… В газетах потом писали: доколе же, мол, мы будем приглашать в Израиль антисемитов?
- Так ты теперь антисемит? Это что-то новое. А как же твой друг Рикошет?
- Да я не то чтобы евреев не люблю… Да и Рикошет…
- Что, хочешь сказать, какой же он еврей?
- Ну типа этого… Да нет, я к евреям всегда относился нормально, но после гастролей в Израиле стал очень плохо относиться к иудейской вере. Считаю эту веру сатанинской, и в этом плане путь протоиерея Александра Меня мне кажется апостольским, поскольку он обращал в православие именно евреев, отводя их от иудейской веры. Иудеи до сих пор считают Христа вором и разбойником, заслуженно понесшим кару, считают, что он шел на Иерусалим с войском и хотел свергнуть законную власть. Поэтому к иудеям я отношусь враждебно.
- А как же насчет того места в Писании, где говорится, что в Царстве Божием не будет ни иудея, ни эллина, что все люди равны?
- Равны. А вера - сатанинская… Да-а… А я еще в Иерусалиме креститься хотел.
- Опоньки!
- Я хотел, а потом мне сон приснился. Снится мне странник, старик, весь в белом, конечно, и говорит он мне: 'То, что ты ищешь, от чего ты маешься, рядом с тобой. Там, где ты раньше жил, зажглись два светильника…' И проснулся я. Что такое, думаю. Что за светильники?… И возвратившись, узнаю, что дружки мои Мешок и Андрюха Киселев - Мешка ты знаешь, ты у него была, и Андрюху там тоже видела…
- Андрюха Киселев - это тот, который текст 'Шестой лесничий' написал?
- Да, он… Вот и узнал я, что они с Мешком теперь сторожами работают в церкви. Рядом с домом, где я жил, когда в школе учился, подворье Оптиной Пустыни. Там они и работают. Короче, Мешок меня и окрестил. А я уж и детей всех тоже сразу окрестил: и Женьку, сына, и Верку. Только Сашка, оказывается, уже крещеная была. С Сашкой мы обвенчались в церкви…
- Слушай, ну, знаешь ли… Ну ты… Погоди-погоди… Я в книжке этой распинаюсь, все пишу, как Кинчев попов не любит, про ересь стригольническую, ну и тому подобное, а тут вдруг такие новости. Да ты мне, парень, всю концепцию разрушаешь!
- Да нет, ты все очень верно написала. Но одно другому не противоречит. Просто можешь теперь так и написать: снизошла на Кинчева в Иерусалиме благодать. Так оно и есть. То есть, я туда приехал, и на меня снизошла благодать и голову я приклонил… Ну вот, как Гребенщиков заговорил…
- Значит, все разговоры про то, что церковь - это контора, в прошлом? И там же, в прошлом, неприязнь к попам? И инцидент в Печорском монастыре забыт, где тебя ладаном окуривали и изгоняли?
- Попы, конечно, тоже, как и все люди, разные бывают. Наверняка есть и среди них подонки. Только мне ли их судить? Это раньше все гордыня моя во мне говорила. Да и в Печоре… Правильно они тогда… Явился я, понимаешь ли, на голове перекисью крест выжжен… и все просто радоваться, вроде, должны были, что я осчастливил своим посещением… гордыня… нет, чтобы тихо и смиренно, преклонив голову… Так мне и надо было тогда…
- Если ты все это искренне, я рада за тебя. Только… трудно тебе теперь будет. Ну, хорошо. А как вас принимали в Израиле, как концерты прошли?
- Ой, очень классно! Там же все эмигранты, все по-русски говорят. Никакого языкового барьера. Куча алисоманов…
- Вы, как погляжу, за последние три года полмира объездили. Где только не побывали…
- Ну где-где?… В Венгрии, Чехословакии, Германии, Франции, Израиле, Греции… В США были с Петькой Самойловым по частному приглашению Джоанны Стингрей, а в остальных странах - с гастролями.
- Я помню. И помню, как ты звонил и делился впечатлениями. Штаты, мол, за неделю обрыдли, эмигранты наши надоели, и скучно там, а уж жить бы там вообще не смог, и в Европе, говорил, скучно, мол, 'по-маленькой' живет Европа, никакого тебе размаха, никакого веселья и уж, конечно, никакой душевности. И Греция не Греция, а похожа на Азербайджан, и эллины все куда-то подевались, а встречались только морды, как на каждом московском рынке.
- Нет, во Франции… Из всех стран наибольший интерес вызвала Франция…
- Угу. Ты говорил, что только юг Франции, Марсель, в частности. А что в Париже все снобы… Ведь нашего советского человека когда за границу выпускают, он возвращается обычно с глазами на затылке. А ты… Пожалуй, единственный человек среди тех, кого я знаю, который возвращался каждый раз не со съехавшей крышей, а еще и брюзжал, типа, куда их вонючим столицам до Расеи-матушки…
- Ну а что… В той же Америке… Мы пробыли там три недели, но этого хватило надолго, Опять же из- за беспробудного пьянства, потому что все эмигранты считали своим долгом питься и излить мне душу. У них там, наверное, не принято это. И за эти три недели мой сосуд любви к людям был исчерпан, и мне пора было валить домой, чтобы наполнять его по новой.
- Но были же и там интересные встречи? Ты, когда только вернулся, говорил, что с Аксеновым на каком-то вечере столкнулся, что Наймам о тебе очень лестно отзывался.