или мисс Лейн.

— Но у тебя так много забот.

— Обещай мне, Кларисса.

— Хорошо, папа.

Я подумала, выполнит ли Кларисса обещание. Она так хотела, чтобы отец ею гордился. В глазах ее сквозило обожание, она его боготворила. Мне вспомнилось, что то же самое чувство испытывала и я, будучи ребенком. Может быть, такое отношение он вызывал только у детей? С ними он был более мягким, понимал их заботы. Осознавал ли он, каким его видят взрослые люди?

Я не собиралась легко прощать ему.

— Неужели Вы не в состоянии как-то успокоить собак? — не сдержалась я.

Он посмотрел, наконец, в мою сторону.

— Я уже разбудил Уилкинса, он займется собаками. Он не упрекнул меня за резкость, в тоне его было раскаяние.

Внезапно наши глаза встретились. Я вдруг осознала, что стою перед мужчиной в одном халате, с распущенными волосами, и мне стало неловко. Невольно я прикрыла вырез руками. Этот жест заставил бы любого негодяя отвести взгляд.

— Я посижу с Клариссой, пока она не заснет, — объявила я.

— Тогда Вы не будете спать уже две ночи.

— Не тратьте на меня Ваши заботы.

— Но поймите, я не могу заставлять Вас расплачиваться за мои погрешности, мисс Лейн.

— Я отвечаю за Клариссу.

— Она моя дочь.

Он сказал это так, что я поняла — спорить бесполезно. Выбора не было, нужно было подчиниться, но для этого предстояло пройти совсем близко от него, так как он загораживал выход, а в моем полуодетом виде мне это меньше всего хотелось.

Неохотно я пожелала Клариссе спокойной ночи и заставила себя пойти к двери. Лорд Вульфберн делал вид, что не замечает моего смущения, а, может быть, и в самом деле не замечал. Но он не отступил, чтобы дать мне пройти. Я остановилась и посмотрела на него многозначительно.

Он непонимающе ответил на мой взгляд и с легкой усмешкой спросил:

— Что-нибудь еще, мисс Лейн?

— Ничего, — сказала я. — Но если Вы намереваетесь и дальше стоять в дверях и не давать мне пройти, я вынуждена буду остаться.

— Извините, я просто думал о другом и не заметил, что мешаю.

Он отошел от двери, я вышла. Проходя, я невольно коснулась рукой рукава его рубашки и вздрогнула. Мне показалось, что он нарочно подвинул руку и читает мои мысли. Я поняла это по его улыбке.

Даже если он сделал это ненамеренно, мое смущение доставило ему видимое удовольствие. Я решила, что он рад моему унижению, ведь несколькими минутами раньше вынужден был пережить то же самое по моей вине. Что у его самодовольной усмешки может быть другая причина, мне не пришло в голову. Даже он не мог опуститься до того, чтобы в присутствии дочери флиртовать с гувернанткой.

Я вырвалась в коридор, и только чувство собственного достоинства сдерживало меня, чтобы не пуститься бежать. Мне не терпелось почувствовать себя снова в безопасности в своих комнатах, где я могла запереть дверь и оградить себя от вторжения. У двери своих апартаментов я обернулась. Он стоял в коридоре, глядя мне вслед. Что выражал его взгляд, мне было непонятно. Да я и не пыталась понять, а поспешила запереть за собой дверь. Я слышала, как он тихо что-то сказал. Мне показалось, что он сказал: «Спокойной ночи, Джессами».

Но я наверняка ошибалась.

На следующее утро я задержалась перед зеркалом, пытаясь соорудить более свободную прическу. Результат оказался лестным, но лицо казалось мне чужим и слишком молодым. Три раза я распускала волосы и снова закалывала их, но не могла заставить себя оставить эту прическу, она странно не вязалась с моим скромным положением. Кончилось тем, что я заплела косу и закрутила ее в привычный узел на затылке. Только тогда я почувствовала, что готова выйти из комнаты.

Кларисса была уже в классной комнате. Хотя под глазами у нее по-прежнему залегли темные круги, она улыбалась и движения стали более уверенными. Забота отца значительно улучшила ее настроение. Меня пронзило чувство ревности при виде того, как легко она откликалась на знак малейшего внимания с его стороны. Во время занятий я ощутила, что его поступок зажег Клариссу еще большим желанием преуспеть в учебе. Стремление угодить отцу, заслужить его похвалу доводило ее до фанатизма. Ею овладело какое-то лихорадочное намерение довести свои знания до совершенства.

— Когда люди знакомятся с чем-то впервые, они всегда сначала делают ошибки, — пыталась я унять ее пыл, боясь, что это может повредить ее здоровью.

Она согласно кивнула, но продолжала внимательно изучать книгу.

Наконец часы пробили полдень, я настояла на перерыве.

— На сегодня ты поработала вполне достаточно. Если так будет продолжаться, мне скоро нечему будет тебя учить.

Она счастливо затрясла кудряшками и прижала к себе Матильду.

— А Вы скажете об этом папа? — спросила она.

— Конечно, скажу, если ты хочешь. Она радостно согласилась.

Я не разделяла чувств Клариссы. Ее отец решительно fie заслуживал такого обожания. Возможно, опыт прошлой ночи заставит его что-нибудь предпринять, чтобы успокоить овчарок. Я намеревалась поговорить с ним по этому поводу до наступления темноты, хотя сначала нужно было сходить с девочкой на прогулку.

В то утро мне удалось поговорить с экономкой о более подходящих платьях для прогулок Клариссы, но дело требовало какого-то времени. Пока же можно было выходить далеко за пределы поместья.

В прихожей мы столкнулись с миссис Пендавс. Она обратила внимание на необычно оживленное лицо ребенка и нахмурилась.

— Мы хотим прогуляться по дороге до перекрестка, — сказала я весело, не желая, чтобы девочка заметила беспокойство экономки.

— Вам уже наскучил сад? — обратилась она ко мне.

— Нет. Но Кларисса провела в саду гораздо больше времени, чем я. Дети быстро устают от однообразия, перемена обстановки их стимулирует.

Это была только часть правды. На самом деле мне хотелось отвлечь хотя бы на время внимание девочки от развалин и от мрачного Холла. И самой мне хотелось уйти от них подальше. В старой башне, в тенях, отбрасываемых ею, было что-то угрожающее.

Возможно, миссис Пендавс и заподозрила меня в лукавстве, но не стала допытываться. Пожелав нам приятной прогулки, она удалилась по своим делам, предоставив мне гадать, поверила ли она в искренность моих доводов.

Легкий ветерок шелестел по болотным зарослям, наполняя воздух ароматом цветущего вереска. Местный пейзаж навевал мысли о прошлом, о первых древних обитателях Корнуэлла, которые строили низкие хижины, похожие на ульи, и хоронили своих сородичей под каменными глыбами кольцеобразной формы. У меня было страшное ощущение, что если свернуть на тропинку, по которой проходили овцы и пробегали кролики, она приведет меня в то далекое время.

Но я прогнала странные мысли и занялась Клариссой, стараясь, чтобы она запомнила названия диких цветов, попадавшихся нам на пути, — лютиков, красных лихнисов, пурпурных васильков. Я рассказала ей, что этот тип васильков не относился к колючим растениям, хотя и казался таким на вид. Когда мы дошли до большой проезжей дороги, у Клариссы уже были большие букеты в каждой руке, а неизменная наша спутница Матильда была вручена мне.

Урок ботаники был прерван появлением черной кареты с впряженной в нее темной лошадкой. Сурового вида человек и миловидная женщина сидели внутри экипажа. Женщина оживленно о чем-то болтала, а ее спутник хранил молчание. С того места, где мы находились, слова разобрать было трудно.

Мы посторонились и приветливо улыбнулись, пропуская карету, но при виде нас мужчина приказал