думаю, она пришлет за вещами, как только осмелится написать. Вас устраивает мое объяснение?
Я кивнула:
— Видимо, у меня воображение богаче, чем я предполагала.
— Вульфбернхолл способен разбудить воображение, — ответил он мрачно. По его лицу пробежала тень, но он отогнал свои мысли и вернулся к разговору. — Что еще беспокоит Вас? Вы упоминали два дела.
— Боюсь показаться самонадеянной.
— Прекрасно. Если Вы правы, то будете обязательно поставлены на место, — он снова повеселел.
— Это насчет овцы…
Он напрягся, но я продолжала:
— Вы были расстроены, что я не сразу передала известие. Конечно, меня это не должно касаться, но я хотела бы знать, не грозит ли мне опасность.
— Вы совершенно правы — Вас это не касается. Он взял бокал и начал вертеть его в руке. Красное вино грозило выплеснуться на скатерть. Он, казалось, ничего не замечал, поглощенный своими мыслями. Я смотрела на него молча, не решаясь заговорить вновь. Наконец, он поставил бокал.
— Если бы была опасность, я первый Вас предупредил. Но, чтобы у Вас не возникли ненужные подозрения, я объясню.
Он отбросил со лба прядь темных волос, открыв две глубокие складки, прорезавшие лоб.
— Уже много лет в округе исчезают овцы. Часто их останки находят вблизи Вульфбернхолла, и жители обвиняют моих собак. Это обвинение нелепо, но я предпочитаю платить убытки, чем в одно прекрасное утро найти собак отравленными.
— Кто-то может осмелиться на это?
Он вздохнул:
— Вполне. Овцы нужны людям, это их средство существования.
— Но кто же их на самом деле убивает?
Он усмехнулся, уловив в моем голосе возмущение несправедливыми притязаниями местных фермеров.
— Будьте осторожны, мисс Лейн, нужно хорошо знать, кого Вы защищаете. Я не стою Ваших усилий. Что касается разгадки, она проста — дикие собаки. Думаю, что в свое время тайна раскроется.
— А Вы уверены, что это не Кастор и не Поллукс?
— Так же твердо, как то, что это сделал не я. В них я уверен даже больше, чем в себе, — они не пьют. У Вас есть еще вопросы?
— Нет, по крайней мере, в данный момент.
— А-а! Буду с нетерпением ждать, когда появятся другие. В нашей повседневной жизни Ваш живой ум отыщет много загадок. Меня лично часто обвиняют в том, что мне все всегда ясно и я не задаю вопросов.
— Несомненно, это Ваша тактика.
— А в чем Вы можете меня обвинить?
— Только в том, что Вам нравится смущать людей. Или я ошибаюсь?
Его глаза сузились.
— Интересно, мисс Лейн, Вы всегда так проницательны? С Вами придется быть начеку.
— Мне тоже. Ибо из нас двоих нападающая сторона — Вы, а я только защищаюсь.
— Вы недооцениваете своих способностей.
— Напротив, атаковывать я не умею. Вот защищаться — научилась.
— Значит, пощады просить не будете?
— Если и буду, то не получу. Он криво усмехнулся.
Глава 6
В ту ночь меня опять разбудил вой собак. Я вскочила и подбежала к окну, не представляя, что ожидало меня. Окна заволакивал густой туман. Руины казались серым пятном, различным в свете луны, а заросли кустарника вокруг цветника — черной, как уголь, полосой. Изо всех сил я вглядывалась в густой туман, прижав нос к стеклу, но ничего не могла различить.
Дрожа всем телом, я опустила занавес. Туман исчез за его бархатными тяжелыми складками. Но дикие звуки, издаваемые собаками, проникали в комнату и эхом отражались от стен. Эти звуки и тени в углах спальни угнетающе действовали на меня.
Лорд Вульфберн был прав — Холл способен породить самые мрачные мысли. Я подумала, что мне придется собрать все мужество, чтобы держать себя в руках и не усугублять страхов Клариссы. В полной уверенности, что она тоже не спит, я зажгла лампу и направилась в ее спальню.
Девочка сидела на кровати, глядя в темноту широко раскрытыми от ужаса глазами.
— Кларисса, ты простудишься, если будешь раскрываться ночью, — сказала я, войдя в комнату и прикрыв за собой дверь, в надежде, что спокойный будничный тон развеет ее беспокойство. Мои старания не возымели успеха.
— Это опять кролик? — спросила она жалобно. Я кивнула и улыбнулась:
— Да, они ловят еще одного кролика. Успокойся и постарайся заснуть.
— Вы их видели?
Я думала, как лучше поступить. Солгать было опасно, это могло принести больше вреда, чем пользы. Дети обладают тонким чутьем и безошибочно отличают ложь от правды.
— Нет, дорогая, не видела. Они, должно быть, охотятся в дальнем конце сада.
— Но Вы уверены, что это кролик?
— Абсолютно.
Ответ ее успокоил. Вздохнув, она снова легла и разрешила мне плотнее укутать ее одеялом. Пока я поправляла одеяло, натянув его до самого подбородка девочки, она пристально всматривалась в мое лицо, стараясь увидеть, не скрываю ли я от нее чего-нибудь.
Мне приходилось следить за каждым движением, вложить в каждый жест максимум спокойствия и мягкости, но все старания разбивались о новые и новые волны жуткого воя, доносившиеся из ночи. Наверное, в доме никто не спал в эту ночь. Я была уверена в том, что можно что-нибудь сделать, чтобы успокоить собак, в противном случае от них следовало избавиться. К этому убеждению я пришла, и оно уже не покидало меня.
Не знаю, как долго продолжились эти звуки, но вдруг все внезапно стихло. Необъяснимость резкой перемены пугала не меньше, чем сам вой. Тишина была призрачной и зловещей. Казалось, происходит что-то нехорошее.
Кого можно было винить? Кто позволял собакам вести себя так разнузданно, нарушать покой людей? Ответ был только один — тот, чье слово в доме было законом.
Во мне закипало негодование против лорда Вульфберна. Как мог он допустить такое? Не удивительно, что гувернантки менялись так часто. Удивительно было другое: как ему удавалось удерживать в доме слуг, если он только не приковывал их ночью цепями к кровати? Я уж начала подумывать, что нужно его разбудить, поднять с постели, пьяного или трезвого, и потребовать объяснения — почему он позволяет себе так бездумно относиться к дочери.
Вдруг в дверь комнаты тихо постучали, она открылась, и сам объект моего негодования появился на пороге без сюртука и жилета. Не обращая внимания на меня, он смотрел на дочь, в глазах сквозила глубокая озабоченность. Хотя, как я подумала, он мог бы зайти и раньше.
— Ты в порядке? — спросил он ее. Кларисса храбро улыбнулась:
— Да, папа.
— Мисс Лейн сказала, что собаки пугают тебя ночью.
Она взглянула на меня:
— Я не боюсь, папа, но они лают так громко, что я просыпаюсь.
— Конечно, они всех будят. Но почему мне никто раньше об этом не говорил?
— Я не хотела беспокоить тебя. Я намного храбрее … мама.
Она произнесла это с трудом, запинаясь; у меня навернулись слезы, он тоже был растроган и не мог сразу ответить.
— Я горжусь тобой, девочка. Но на будущее помни, если что-то тебя беспокоит, нужно сразу сказать мне