окно.

Почти сразу, не дожидаясь приглашения, на подоконник плюхнулась чёрная птица. Покосилась на меня глазом-бусинкой, оглядела пустую комнату и, соскользнув с подоконника внутрь, обернулась Максимилианом.

— Он не хочет тебя в союзники, — сказала я без предисловий. — Или ты мне здесь, сейчас объяснишь, что случилось, или…

Он и глазом не моргнул.

— Видала, кто пришёл?

— Да…

— Теперь-то Гарольд точно меня не примет. У него есть другой, хороший и приятный союзник — принц-деспот. — Максимилиан беззастенчиво поковырялся в носу.

— Он сошёл с ума, — пробормотала я. — Гарольд рехнулся.

— Лена, признайся: Гарольд никогда не был очень умным.

— Зато он всегда был порядочным… — Я хотела добавить «в отличие от тебя», но удержалась. Я поймала себя на том, что разговариваю с некромантом, как с другом; он единственный из всех помнил Оберона. И он не заключал, подобно Гарольду, союза с принцем-деспотом, который много раз пытался меня убить и ещё попытается. Он был какой-то… человеческий.

— Кто выпустил принца-деспота из тюрьмы? — спросила я отрывисто.

— Никто. Он сбежал. Надо сказать, принцесса Розина моментально расторгла их брак и удрала с каким-то бывшим пиратом.

— Как Оберон допустил, чтобы принц-деспот… — Я поперхнулась. — Послушай, я не могу больше ждать. Если ты знаешь, что с ним случилось, — говори!

Он с готовностью кивнул:

— Я затем тебя и позвал… Давай переберёмся ко мне в замок.

— У тебя и замок есть?!

— Ну… маленький. Это недалеко, только надо лететь по воздуху.

Я подпрыгнула. Повисела над полом, медленно опустилась. При мысли о том, что придётся лезть в окно и взлетать — впервые после перерыва — прямо над пропастью, надо рвом со вбитыми кольями, — делалось очень кисло.

— Что я забыла в твоём замке? Мы здесь не можем поговорить?

— В моём замке, во-первых, спокойно и никто не помешает. Во-вторых, там полно хорошей еды и питья. В-третьих… Я-то отлично помню, как к тебе относится принц-деспот. Ты не боишься ночевать с ним под одной крышей?

Он сидел в оконном проёме, устроившись так удобно, что при взгляде на него тоже хотелось сесть, раскинуться, расслабиться; внизу, в темноте наступающей ночи, горели костры, грохотали сапоги, кто-то командовал, кто-то ругался.

— Не боюсь, — сказала я, нарочито поигрывая посохом. — Я ничего не боюсь, так и знай.

— Тогда полетели, — он перекинул ноги через подоконник, свесил их из окна. — Держись за мной, сейчас темно, никто нас не заметит…

И соскользнул с подоконника.

У меня заныло в животе. Я вспомнила, как последний раз мы летали с Обероном; я держалась за его руку, сперва висела, как мешок, а потом выправилась…

Когда решаешься на что-то, в какой-то момент надо перестать думать. Принял решение — и вперёд; я взобралась на подоконник. На мне по-прежнему были кроссовки, джинсы, рубашка с короткими рукавами, ночью в небе я замёрзну…

На горизонте собирались низкие облака. Из них наполовину высунулась луна, огромная, как купол Храма-Музея. В свете луны кружила чёрная птица — удобно распластавшись в воздухе, ждала меня.

Я посмотрела вниз…

Вот ерунда. Сколько взлетаю — столько боюсь. Душа в пятки уходит.

— Оберон, — прошептала я, глядя на луну. Собрала в кулак всю свою волю и чуть приподнялась над подоконником — на пару сантиметров. Почувствовала себя лёгкой, как шарик; пыльный сквозняк тянул меня наружу, навстречу луне, как будто я была струйкой дыма, а не девочкой…

И я полетела.

Наверное, со стороны это выглядело не очень изящно — я летела, раскорячив руки и ноги, будто ухватившись за воздух. В правой руке у меня был посох, по его навершию пробегали искры, красные и зелёные. В небе оказалось не так холодно, как я ждала, но всё равно кожа моя покрылась мурашками, а зубы застучали.

Птица летела впереди, указывая дорогу. Улетала вперёд — и возвращалась, кружила, ожидая. Я прибавляла и прибавляла ходу, и скоро ветер засвистел у меня в ушах, а полы рубашки захлопали, как парус; немного успокоившись, я решилась посмотреть вниз.

Внизу проплывали скалы. Я видела их ночным зрением — серые и коричневые хребты, поросшие лесами, оплетённые ручьями, как человеческая рука — синими венами. Мы летели прочь от моря и прочь от города. Воздух становился всё холоднее.

Показалось большое озеро. Чёрная птица описала над ним круг, а потом начала снижаться. И я увидела на берегу этого озера, в неприступном месте — угловатый, чёрный, островерхий замок.

— Это вход.

Замок был окружён высоченным частоколом из скал. Две скалы, выше прочих, упирались верхушками в небо, между ними темнел проход такой примерно ширины, как въезд в гараж. Дорогу преграждали железные прутья с заострёнными концами, они торчали, как лес, во много рядов.

— Ну вот, войди без разрешения. Попробуй.

Я перевела дыхание — после полёта у меня щёки горели и руки тряслись.

— Ничего не буду пробовать. У нас каждая секунда на счету, открывай!

Он щёлкнул пальцами. Железный «лес» втянулся в землю — был, и нет.

— Ты меня привёл развлекать — или говорить о деле? — осведомилась я сквозь зубы.

— Ты мой первый гость, — сказал он немного обиженно. — Вот будет у тебя свой замок — тоже небось захочешь немного похвастаться.

И он пошёл по узкой дороге, вдоль которой горели факелы на чёрных столбах. Это было красиво и жутковато; я шла за ним, немного озадаченная. «Вот будет у тебя свой замок»… а ведь неплохая мысль. Я не отказалась бы от замка, только строила бы его не среди гор, а на берегу моря, чтобы были песчаные пляжи, и…

Максимилиан остановился перед запертой дверью. Справа и слева темнели вырубленные в камне ниши. Я разглядела железные кольца, вмурованные в стену, и обрывки цепей.

— Это зачем?

— Здесь у меня будут скелеты, — сказал Максимилиан немного смущённо. — Два больших скелета, справа и слева, открывать-закрывать двери, спрашивать, кто пришёл… Это ведь замок некроманта, ты не забывай.

— Да? — Я прокашлялась. — А почему… почему их сейчас нет?

— Не успел. Не всё сразу, ты пойми… Ну, добро пожаловать.

Дверь заскрипела. Я сдержала ухмылку; в детстве Максимилиан боялся всяких там мертвецов просто панически. Оказывается, и с возрастом его страх не пропал. Хорошо, что я знаю эту его тайну.

Тем временем дверь распахнулась, открывая полукруглый проём, и мы вошли.

Максимилиан кокетничал, когда говорил — «маленький замок». Изнутри он казался куда больше, чем снаружи. И выглядел довольно зловеще — особенно если смотреть ночным зрением.