Юта стояла перед креслом, сжимая покрасневшими от холода пальцами теплую меховую муфту.

– Ты хорошая девочка, Юта, – прошептал король. – Я надеюсь, что Остин… это… поймет.

– Ваше величество… – выдохнула принцесса.

– Тебе…трудно. Расскажи мне… как вы… живете.

И Юта стала рассказывать – преувеличенно бодро, преодолевая неловкость. Не про себя, конечно – про Остина, своего внимательного и нежного мужа. И чем долше рассказывала – тем больше воодушевлялась, вдохновлялась даже.

– Спасибо, – сказал, наконец, Контестар. – Спасибо, Юта… Приходи сюда завтра… утром… Мне теперь… легче, и меня вывезут… на прогулку.

Все следующее утро Юта провела на террасе – одна. Никто не вывез на воздух кресло-каталку; принцесса стояла и смотрела, как укорачиваются длинные тени… Потом во дворце поднялась суматоха, захлопали двери, забегали десятки ног…

Через три дня короля Контестара похоронили с великими почестями, и народное горе было искренним и глубоким. Впрочем, еще через две недели оно сменилось искренней и глубокой радостью – принц Остин был коронован, его звали теперь «ваше величество».

Остину присягнули армия и гвардейцы, послы других королевств представили ему свои верительные грамоты, Королевский совет рукоплескал, а делегаты от городов и сел приносили изъявления преданности.

Поздравляли и Юту – она стала королевой, но не обрадовалась этому ни капли. Ее бы воля – она скорбела бы по старому королю гораздо дольше, но государственные соображения заставили Остина сократить траур до одного месяца вместо обычных пяти.

Когда срок траура истек, царственная пара отправилась с визитами в соседние государства.

С монархами Верхней Конты Остин теперь находился в родстве; молодых короля и королеву встретили там, как своих детей. Неделю Юта блаженствовала, живя в родительском доме и радостно узнавая новости о старых знакомых; но сестры огорчили ее. Будто внезапно отдалившись, оставшись далеко внизу, они не могли побороть неловкости, общаясь с Ютой. Даже Май! Будто корона, опустившись на Ютину голову, разрушила что-то очень важное…

Прощание было невеселым – еще и потому, что предстоял визит в Акмалию.

В акмалийской столице Остина и Юту встретили прохладно и совершенно официально. Король, отец Оливии, вежливо извинился за то, что его дочь не сможет присутствовать на приеме в честь нового контестарского монарха – захворала, отдыхает на природе.

Юта была искренне рада этому. Она почему-то боялась встретить Оливию.

Сели за столы; в зале было непривычно тихо и как-то неуютно. Под тарелкой у Юты оказался маленький, сложенный вдвое листок; вздрогнув, она развернула его.

На Юту будто небо обрушилось.

Кто-то говорил речи, рядом внимательно слушал Остин – а Юта больше всего боялась, что он заметит листок в ее руках и спросит: «Что это?»

За ней наблюдают. Только и ждут, чтобы она покраснела или заплакала. Надо держаться.

Куда девать проклятую записку? Скомкать и выбросить, чтобы слуги прочитали?

Она улыбалась так, что судорогой сводило губы, а руки под столом терзали и рвали бумажку, помогая Юте вытерпеть эту игру.

Прошла целая вечность, прежде чем бесконечный прием завершился; Юта не прикоснулась ни к вину, ни к яствам. Остин смотрел на нее осуждающе, прошептал даже:

– Королева, как вы себя ведете?

Королева подавила в горле спазм.

Запланирована была также прогулка по зимнему саду и встреча Остина с Королевским советом Акмалии, но Юта забралась в карету и сказала, что хочет немедленно ехать домой. Остин был темнее тучи:

– В чем дело? Что за истерика?

Юта вся дрожала, как осиновый лист; она была в таком состоянии, что спроси сейчас Остин: «Да что случилось, милая?» – она не выдержала бы и все рассказала.

Но он не спросил.

Визит был прерван из-за внезапной болезни королевы Юты. Остин не пожелал ехать с ней в карете – ему подали верховую лошадь.

Трясясь в душной бархатной полутьме, Юта глотала слезы и думала: это неправда. Остин женился на ней по любви… Она еще докажет, что достойна быть его женой!

Она отвела занавеску от окна и увидела звезды. Высоко-высоко, в зените, сиял Венец Прадракона.

В темном и смутном своем детстве он слышал от кого-то – то ли от отца, то ли от деда – древнюю поговорку: «Дракон всегда отыщет путь за море».

За море отправлялись самые сильные или самые отчаянные. Или же самые фанатичные – ведь за счастье увидеть землю Прадракона иногда приходилось платить и жизнью. Двести первый потомок Арм-Анн никогда не думал о паломничестве.

И вот, зависнув в зените над замком, он впервые задумался над этим. «Зубчатые скалы – хребет Прадракона, слепящее солнце – гортань Прадракона…» Арм-Анн осознал, что оставить все как есть – значит обречь себя на долгую смерть от тоски.