жесткие тяжелые ладони:

– Ну, молодец… Не больно?

– Нет…

В училище… в городском бассейне. Когда по скользкой лесенке поднимаешься из прозрачной, синей от хлорки воды, и земное притяжение наваливается на плечи старым, но уже забытым грузом…

Вот так и теперь.

Она переждала в своей нише, где специально для нее поставлена была низенькая трехногая табуреточка. Переждала, пока уведут оглушенную, одурманенную ведьму. Та, конечно, ничего не помнит…

Ивга испытала мгновенную неприязнь. И зависть; рука с иглой – отвратительно. Полет над травами… над верхушками деревьев…

– Ивга.

Она опомнилась. С ужасом отбросила от себя собственные мысли – ведьмино пусть остается ведьме. Ее грехи и свирепые радости были и останутся до последней капли чужими, Ивга – только зеркало… Зеркало не потускнеет, отражая туман. Зеркало не треснет, отражая молнию…

– Ивга…

Ей показалось, что Клавдий огорчен. И озабочен; она попыталась улыбнуться, но не смогла. Спросила без улыбки:

– Что… никакой пользы? Наши сны… ни о чем? Ничего нового?..

Клавдий жадно глотал газированную воду из тонкого стакана; Ивга почувствовала, как сухо во рту. Пустыня.

Он поймал ее взгляд. Виновато пожал плечами, вытащил откуда-то другой стакан, плеснул воды и ей тоже:

– Ивга… Я думаю, мы лучше поймем друг друга, если я объясню. Что мы, собственно, ищем.

Она почему-то испугалась. Подошла и села на подлокотник высокого кресла.

– Ведьмы… разные. Но мы ищем в них общее, Ивга. Нам нужен… общий мотив. Я бы назвал это… схверценностью.

Ивга молчала.

– Если не поймешь сейчас – поймешь потом… Сейчас приведут другую ведьму, и ты попытаешься отыскать в ее побуждениях нечто… вызывающее особый трепет. Желание жертвовать собой. Желание идти следом… Еще пес знает какие желания, я понятия не имею, но они должны быть, Ивга! Чувство… если хочешь, чувство преданной дочери…

– Я устала, – сказала Ивга шепотом.

– Что?

– Я… не могу. Сегодня. Я просто не могу. Я устала.

Она смотрела, как удивление и досада на его лице сменяются обыкновенным огорчением. Потом он со вздохом положил ей руку на плечо:

– Извини… Конечно, отдыхай. Завтра.

Открылась потайная дверь; стоявший за ней парень, один из тех мордоворотов, которые сопровождали Ивгу внутри Дворца, приглашающе отступил в темный коридор.

Ей вдруг сделалось тоскливо. Пусто и одиноко.

– Можно, я…

Он уже думал о другом. Ее вопрос выдернул его из пучины размышлений государственной важности, и потому его бровь поднялась несколько раздраженно:

– Что?

– Можно, я погуляю? – спросила она безнадежно. – Без охраны?..

Некоторое время он смотрел ей в глаза. Потом отошел к стене, и удивленная Ивга услышала щелчок выключателя. И факел сразу же сделался ненужным и нелепым – Ивга и не знала, что в этой комнате возможен такой яркий свет.

Клавдий вернулся. Встал перед Ивгой, она не выдержала пристального взгляда и потупилась.

– Я тебе доверяю, – сказал он медленно. – Ты можешь гулять, пожалуйста, сколько угодно… Иди…

Уже в коридоре, в обществе охранника, пахнущего свежевыделанной кожей, ее догнал окрик:

– Ивга…

Она вздрогнула и остановилась.

– Я пройдусь с тобой два квартала, ты не возражаешь?

Склонялось солнце.

По улицам ходил горячий ветер, смерчиками закручивал пыль, тополиный пух и конфетные обертки. Ивга подумала, что в подвалах Инквизиции все времена года одинаково прохладны и сыры. А вот стайка спортивного вида девчонок, безуспешно ловящих машину на перекрестке, щеголяет бронзовым загаром, таким, который зарабатывается исключительно долгими и нудными часами валяния на пляже…