– Иди сюда.

Она заставила себя взяться за край гобелена. Осторожно, чтобы не коснуться знака; наткнулась взглядом на темную маску-капюшон и отвела глаза.

– Инквизитор должен и выглядеть зловеще. Считай, что ты пришла на карнавал… Будем работать? Не боишься?

– Не боюсь, – сказала Ивга, но голос прозвучал фальшиво. Очень неубедительно позвучал.

– Я тебя не заставляю, – сообщил инквизитор мягко. – Но мне очень хотелось бы… чтобы у нас получилось. Да?..

– Что я должна делать?

– Делать буду я. Мне нужны ее побуждения, ее истинные мотивации; сама она не скажет, пытки отвратительны и часто бесполезны, в душу ей я не залезу, она закрылась наглухо… Я буду отражать ее – в тебе, потому что ты, во-первых, ведьма, а во-вторых, ведьма восприимчивая… Технических деталей не объясню, но ты сейчас – зеркало. Понятно?

Ивга усмехнулась. Ей вспомнилась картинка из учебника физики перископ в разрезе…

– Мы играем в перископ, да?

Он наконец-то откинул капюшон с лица.

Лицо было напряженные. Усталое и злое.

…Холодно.

Первым ее ощущением был промозглый холод. Сырость; темные линии, расступающиеся, пропускающие ее сквозь себя. Ни звука, ни прикосновения – расступающиеся стебли. Высокие, втыкающиеся в небо; она бежит через луг, и в руках у нее, в крепко завязанном узелке… живое. Бьющееся. Птица…

Она не захотела смотреть дальше. Силой страха рванулась, будто пловец, отталкивающийся от дна, рванулась наверх, к солнцу…

Солнце. Не теплое, но ослепительно яркое, раздирающее глаза; сухой холмик, без единой травинки, проливающаяся с ее ладоней маслянистая жидкость…

Это не солнце. Это полная луна, круглая и полная, как бочка; покосившееся строение в тени склоненных деревьев. По-прежнему ни звука, их заменяют запахи – сильно пахнет навоз… слабее – гниющее дерево… Чуть слышно пахнет металл – у нее в руках острый нож. Чистое лезвие без труда входит в древесину – странно, что без труда, будто в рыхлую землю… И ладони ее ласкают рукоятку. Странные, непривычные движения…

Рукоятка ножа становится влажной. И теплой.

Звон капель.

Белые тяжелые капли падают в жестяное ведро… В подойник. Ее руки двигаются быстрее; вот что это за движения. Ритмичные вытягивания и сжатия – она доит рукоятку ножа… Доит… По пальцам течет молоко, журчит в подойнике, затекает в рукава…

Пальцы немеют, но она не может остановиться. Она упивается; еще, еще…

Молоко иссякает. Не брызжет струйками, еле капает, с трудом наполняет подойник…

Снова тепло. Снова обильно; теплая жидкость орошает ее руки, но уже не белая, а черная.

Черные капли падают в полный подойник…

Красные капли. Руки становятся липкими.

Страх.

Она не слышит собственного крика.

Ее беззвучный страх имеет запах. Запах железа.

Он снова оставил ее на ночь. Собственно, ему плевать, кто и что о нем подумает. Особенно в свете последнего разговора с его сиятельством герцогом…

Герцог знает много, но, по счастью, не все. С некоторых пор Клавдий ведет двойную бухгалтерию; это стыдно и гадко, но если герцог, а тем более «общественность», узнают подлинные цифры…

Прочитав сводку по провинциям за последние три дня, Клавдий сжал зубы и велел Глюру перепроверить.

Все верно. Шабаши, которые не удается отследить. Массовые инициации, которым не удается воспрепятствовать. И цифры по смертности, которые еще никто не догадался истолковать правильно.

И звонок Федоры. Междугородний звонок из Одницы.

Клавдий стиснул зубы. Нашла себе исповедника. Нашла себя защитника-покровителя, здоровая сильная баба – а туда же, «ты ведь знаешь», «ты ведь все исправишь», «ты ведь защитишь»… А напоследок – «можно, я приеду?..»

Клавдий почесал подбородок.

Завтра с утра в Вижне собирается Совет Кураторов. Интересно, кто из них почуял запах паленого – вернее, кто до сих пор не почуял… Интересно, кто поднимет голос против Великого Инквизитора, как ведущего пагубную, безответственную, протекционистскую и некультурную игру…

Впрочем, неинтересно. Он и так знает, кто; новый куратор Рянки предан ему, а куратор Одницы Мавин боится его, а куратор Эгре – его старый знакомый… Куратор Бернста был им неоднократно ущемляем. Куратор Корды не так давно был публично унижен – за некоторые явные, с точки зрения Клавдия, оплошности. Куратор Альтицы молод и умен, и он всегда на стороне сильного – пока не придет время возвысится самому… А самый весомый противник в Совете – куратор Ридны – слишком любит комфорт и