платаном, поджидая отправления поезда с Жаклин. Она следила за каждым моим движением.

– Ты здорово обгорел, – заметила она.

– Это пока ждал поезда. Мне пришлось долго ждать.

– Позавчера за обедом ты жутко напился. Все время то вскакивал, то снова садился. Ты выглядел счастливым. Не припомню, чтобы мне хоть раз в жизни доводилось видеть человека, который бы выглядел таким счастливым.

– Я и правда был тогда жутко счастливый.

– После обеда я довольно Долго искала тебя вокруг траттории. Сама не знаю, вдруг захотелось немедленно снова тебя увидеть, и все. Было сразу видно, что ты совсем не привык чувствовать себя счастливым. Но держался молодцом.

– Это все вино. Я очень много выпил. И потом, надо же было умудриться так обгореть.

– Тебе не надо было умываться, лучше намазать лицо кремом.

Вода освежала, но стоило вытереть лицо, как оно начинало гореть еще пуще прежнего. Поэтому я продолжал то и дело ополаскивать его водой. У меня было такое ощущение, будто меня кто-то расцарапал в кровь. Вот уже два дня, как я непрерывно страдал от этой боли.

– Сейчас принесу тебе крем, – предложила она.

И вышла из каюты. Несколько минут в каюте царила полная тишина. Я перестал ополаскивать лицо и ждал ее возвращения. Только тут я явственно услышал вибрацию от корабельного винта и шелест морских волн, бьющихся о корпус корабля. Сделал над собой неимоверное усилие, пытаясь заставить себя удивиться, но так и не смог. Единственное, что удивляло меня в тот момент по-настоящему, это то, что ее не было со мной в каюте. Вернулась она очень быстро. Я намазал лицо кремом. Потом закончил умываться и наложил на лицо еще немного крема. Она растянулась на койке, заложив руки за голову. Я повернулся к ней.

– Ничего себе приключение! – рассмеялся я.

– Такого еще не было, – отозвалась она тоже со смехом.

Больше нам нечего было сказать друг другу.

– Ты не очень-то разговорчив, – заметила она.

– Насколько я понимаю, он тоже не слишком-то баловал тебя разговорами, разве не так?

– Пожалуй, в Париже он все-таки кое-что мне рассказал. Но это ничего не меняет.

– Еще бы. Ведь я же не убийца, – возразил я. – Настанет день, и я буду говорить с тобой без умолку. А сейчас мне нужно распаковать вещи.

– Все-таки это было немного глупо – оставлять все здесь.

Внезапно она расхохоталась, будто вспомнив вдруг о чем-то ужасно смешном.

– Знаешь, был тут один тип… – начала было она.

Потом зарделась и замолкла.

– И что же это был за тип?

– Прости, – извинилась она.

– Так что же это был за тип?

– Я делаю много глупостей, – призналась она. Опустила глаза и перестала смеяться.

– Да, был тут один тип. – Она снова засмеялась. – Явился сюда с большущим чемоданом. Нет, правда, таким огромным-преогромным. Я подумала, может, у него просто не нашлось чемодана поменьше. На другой день он появился на палубе в таких коротких белых штанишках. На третий к белым штанам прибавилась кепка с козырьком. Матросы прозвали его Господин Начальник Вокзала. Тогда он изъявил желание как можно скорее высадиться на берег, расстался с кепкой, но было уже поздно.

– Вот видишь, – заметил я, – у меня как сердце чуяло.

Я рассмеялся. Она тоже смеялась, растянувшись на койке.

– А остальные, – поинтересовался я, – они что приносили с собой?

Она перестала смеяться.

– Лучше не надо, – возразила она.

Бывает, чего-то так сильно желаешь, что уже не хочешь, чтобы это желание исполнилось, а наоборот, хочется взять и насильно лишить себя такой большой радости. Конечно, уж ей-то были неведомы такие противоречия. У нее были свои, но совсем иного свойства. А я оказался здесь, на этой яхте, вовсе не для того, чтобы вмешиваться в ее дела или помогать ей справиться со своими проблемами.

И все-таки она вернулась к себе в каюту очень поздно, совсем глубокой ночью, наверное, много позже, чем следовало – во всяком случае, куда позже, чем того требовала роль, отведенная мне при ней на этой яхте.

Остаток ночи я спал из рук вон плохо. Проснулся где-то около десяти. И отправился в бар выпить кофе. Там сидели двое матросов. Мы поздоровались. Я уже видел их накануне, за ужином, они вели себя так, будто давно привыкли к моему присутствию. Допив кофе, я тут же вышел на палубу. Солнце было уже высоко. Какая-то невероятная радость исходила от этого золотого ветра. Когда я оказался на палубе, мне пришлось прислониться к двери бара, так поразила, так ослепила меня немыслимая синева моря.

Потом я прошелся по верхней палубе. Ее нигде не было, должно быть, еще спала. Добрался до носовой части яхты и встретил там того матроса, низкорослого брюнета, что улыбался мне накануне. Тот чинил канаты и пел.

– Отличная погода, – заметил я.

– Да у нас на Сицилии, – возразил он, – море вообще всегда такое, круглый год.

Я устроился подле него. А он, видно, только и ждал, как бы перекинуться с кем-нибудь словечком. Тут же рассказал, что нанялся сюда два месяца назад на Сицилии вместо одного матроса, оставшегося в Сиракузах. А прежде плавал юнгой на одном грузовом судне, возившем из Сиракуз в Марсель апельсины.

– Здесь на яхте, – заметил он, – все совсем по-другому. Так мало работы, что иногда приходится самому придумывать, чем бы себя занять.

Он показал глазами на канаты.

Корабль шел довольно близко к берегу, вдоль него тянулась равнина, довольно узкая полоска, за ней виднелись горы.

– Это что, Корсика? – поинтересовался я.

– Как бы не так, все еще Италия.

Он показал пальцем на какую-то точку на побережье: город, большой, с трубами, из которых струился дымок.

– Ливорно, – со смехом пояснил он.

– А как же Сет?

– Сет – это с другой стороны, – продолжая смеяться, пояснил он. – Но море здесь такое красивое, должно быть, ей захотелось продлить удовольствие.

– Выходит, теперь мы свернем в Пьомбино, – предположил я.

– Может, и там, а может, вообще где-нибудь возле Неаполя, – все еще со смехом проговорил он.

Я взял небольшой кусок каната и машинально обмотал его вокруг руки.

– Я видел вас на танцах позавчера, – неожиданно выпалил он.

У меня было такое впечатление, что он еще не успел повидать слишком много пассажиров вроде меня. Ведь он был на яхте всего два месяца.

– Я познакомился с ней три дня назад, – пояснил я.

Он окинул меня взглядом немного смущенно и ничего не ответил.

– Вот так я и попал сюда, в общем-то, случайно, – признался я, просто чтобы что-нибудь сказать.

– Понятно, – ответил он.

Он оказался словоохотлив. Сообщил, что тоже знает историю про матроса с Гибралтара. От других матросов. Само собой, он говорил о нем с нескрываемым восхищением, только никак не мог взять в толк, зачем ему понадобилось убивать того американца и почему это она его так разыскивает.

– Вот она все говорит, якобы ищет его, как будто можно вот так просто взять и разыскать в целом мире одного человека. А по мне, это все так, одни только разговоры.

– А как же тогда объяснить, – поинтересовался я, – почему она все время плавает по морям?