— Я пошел искать его на пляж, я уже не знал, что я делаю. Потом я вернулся в парк. Я ждал до наступления ночи. Я ушел, когда в холле выключили свет. Я пошел в кафе на берегу моря. Обычно наши истории короткие, я никогда прежде не знал такого. Все это здесь, — он показывает на свою голову, на сердце, — во мне, постоянно. Я закрылся с вами в этом доме, чтобы не забыть его. Теперь вы знаете правду.
Она говорит: это ужасно.
Он говорит о его красоте. С закрытыми глазами он еще может увидеть этот образ во всем его совершенстве. Он видит вновь красный свет заката и его глаза, пугающие в том свете своей голубизной. Он видит белую кожу, какая бывает у любовников. Черные волосы.
Кто-то кричал тогда, но в тот момент он его еще не видел. Поэтому не знает, он ли это кричал. Он даже не уверен, что это кричал мужчина. Он был занят тем, что разглядывал людей в холле. И внезапно раздался крик. Нет, если подумать, этот крик исходил не из холла, а откуда-то издалека, его сопровождало многоголосое эхо, в нем слышалось прошлое и звучало желание. Должно быть, это кричал иностранец, какой-то молодой человек, веселясь или, быть может, чтобы напугать кого-то. А потом женщина увела его. Он обыскал весь город и пляж, но не нашел его, словно эта женщина отвела его бесконечно далеко.
Она вновь спрашивает его: зачем вам нужно платить мне?
Он говорит: чтобы располагать вашим временем так, как я решу. Чтобы вы ушли, когда я этого захочу. И заранее знать, что вы послушаетесь. Чтобы вы слушали мои истории, те, что я выдумываю, и те, что были на самом деле. Она говорит: и чтобы спать, не думая о своем члене. Она заканчивает фразу из книги: и еще иногда плакать.
Он спрашивает, зачем ей нужен черный платок. Она говорит:
— Он как черный мешок, который надевают на голову приговоренного к смерти.
Она говорит ему, что она из тех людей, которые по ночам гуляют по пляжу. Он слегка отступает назад, будто сомневаясь в ее словах. А потом говорит, что верит ей. Он спрашивает: кто она в то время, когда не гуляет по пляжу, вне этого дома? Когда она находится в городе, далеко отсюда, кто она?
Она закрывает лицо черным платком. Она отвечает: я писатель. Он не знает, говорит ли она это всерьез. Он не переспрашивает.
Они замолкают, рассеянно слушая наступившую тишину. Спрашивают друг друга, не ожидая ответа. Говорят сами с собой. Он ждет, когда она заговорит. Ему нравится ее голос, он говорит ей об этом, он не всегда прислушивается к тому, что говорят, но ее голос он слушает всегда. Именно из-за голоса он попросил ее приходить к нему.
Она говорит, что однажды напишет книгу об этой комнате, об этом доме, который кажется ей абсурдным, нежилым, адским местом, сценой закрытого театра. Он говорит, что убрал мебель, стулья, кровать и все свои вещи, так как опасался, не зная ее, что она может что-нибудь украсть. Он говорит, что теперь все не так, но он все время боится, что она уйдет, пока он спит. Закрывшись здесь с ней, он не чувствует себя полностью отделенным от него, от любовника с голубыми глазами и черными волосами. Он думает, что именно в этой комнате с театральным освещением нужно искать начало этой любви, гораздо раньше, чем появилась эта женщина, в те времена, когда он ребенком проводил здесь каждое лето, терпя это как наказание. Он ничего не поясняет.
В комнате совсем тихо, не слышно звука ни со стороны дорог, ни со стороны города, ни с моря. Черная, прозрачная ночь близится к концу, луна исчезла. Им страшно. Опустив глаза, он слушает это пугающее безмолвие. Он говорит, что в это время море еще неподвижно, но воды прилива уже начинают объединяться, море скоро поднимется, но в темноте этого никто не заметит. Жаль, что люди никогда не видят подобных вещей.
Она смотрит, как он говорит, широко раскрыв глаза и прячась в тени. Он не видит ее, по-прежнему глядя в пол. Она просит его закрыть глаза, как если бы он ослеп, и вспомнить о ней, о ее лице.
Он закрывает глаза. Сильно и надолго зажмурившись, как сделал бы это ребенок. Потом открывает их, говорит ей:
— Как только я закрываю глаза, я вижу кого-то другого, кого я не знаю.
Они избегают смотреть друг на друга. Она говорит: я здесь, перед вами, а вы не видите меня, от этого становится страшно.
Он начинает говорить быстро, чтобы прогнать страх. Он говорит, что так всегда происходит в этот час ночи, когда море меняется, что вскоре даже прогулки по пляжу прекратятся, и тогда они останутся единственными живыми существами в этой части города. Она говорит, что нет, дело не в этом.
Проходит много времени, прежде чем они снова заговаривают. Она сидит перед ним. Черный платок не закрывает ее лица. Он не поднимает на нее глаз.
Они долго сидят не двигаясь. Потом она оставляет его, уходит из-под света и идет к стене. Он просит ее рассказать о ночных прогулках по берегу, он ничего о них не знает, он приехал сюда совсем недавно. Она говорит, что там тайком собираются люди, желающие предаться любовным утехам, не зная, не любя, не видя друг друга. Они приходят из города и прибрежных отелей. Он спрашивает, есть ли среди них женщины. Она говорит, что есть и женщины, и дети, и собаки, и сумасшедшие.
Он говорит:
— Солнце встало прямо из моря.
Пятно света появилось из-под двери комнаты, будто чья-то рука. Несколько секунд оно дрожит у самого пола, на каменной стене. Затем внезапно исчезает, оторвавшись от стены на свойственной свету скорости. Он говорит:
— Солнце прошло, оно было здесь и исчезло. Мы видели его столько, сколько видят его преступники в тюрьмах.
Она вновь закрывает лицо черным платком. Он больше не видит ни ее взгляда, ни ее лица. Она чуть всхлипывает. Она говорит, это не страшно, просто волнение. Сначала он не верит ей, он переспрашивает: волнение? Потом повторяет, чтобы еще раз самому произнести это слово, уже ни о чем не спрашивая: волнение.
