И Шико напрасно попытался завернуться в свою тонкую рубашку.

– Боже мой! – ответил хозяин, которому трудно было возразить против подобного аргумента. – Конечно, вы были одеты.

– Хорошо еще, что вы это признаете.

– Но…

– Но что?

– Ветер сюда ворвался и все разбросал.

– Нечего сказать, объяснение!

– Вы же видите! – быстро сказал хозяин.

– А все же, мой друг, – ответил Шико, – внемлите голосу рассудка. Когда ветер куда-нибудь влетает, а он, видимо, влетел сюда, не правда ли, раз учинил здесь весь этот разгром?

– Без сомнения.

– Хорошо! Если ветер влетает куда-нибудь, он влетает снаружи.

– Конечно, сударь.

– Вы этого не отрицаете?

– Нет, было бы просто глупо отрицать.

– Так вот, ветер, влетев сюда, должен был бы принести одежды других в мою комнату, а не уносить мои неизвестно куда.

– Ах, боже ты мой! Как будто так. И все же мы вроде как бы видим доказательства противного.

– Куманек, – сказал Шико, пристально оглядев пол, – куманек, по какой дороге пришел ко мне ветер?

– Как вы сказали, сударь?

– Я спрашиваю, откуда пришел ветер?

– С севера, сударь, с севера.

– Ну, значит, он шел по грязи, видите следы на плитах.

И Шико показал на полу свежие следы грязных сапог. Хозяин побледнел.

– Так вот, дорогой мой, – сказал Шико, – я позволю себе дать вам совет; следите хорошенько за ветрами, которые влетают в гостиницу, проникают в комнаты, срывая двери с петель, и улетают, украв одежду путешественников.

Хозяин отступил на два шага, чтобы обойти всю опрокинутую мебель и оказаться у выхода в коридор.

Потом, почувствовав, что отступление обеспечено, он сказал:

– Почему вы называете меня вором?

– Что случилось с вашей добродушной физиономией? – спросил Шико. – Вы стали совсем другим.

– Я стал другим потому, что вы меня оскорбляете.

– Я оскорбляю?

– Конечно, вы называете меня вором, – ответил хозяин еще более вызывающим тоном, в котором теперь звучала угроза.

– Я называю вас вором, потому что вы должны отвечать, если мои вещи украдены; вы не посмеете этого отрицать?

И теперь уже Шико, как мастер фехтования, прощупывающий противника, сделал угрожающий жест.

– О-ла! – крикнул хозяин. – О-ла! Ко мне! Эй, люди!

В ответ на этот зов на лестнице появилось четыре человека, вооруженные палками.

– А, вот они, Эвр, Нот, Аквилон и Борей, – сказал Шико, – черт возьми! Раз уж мне представился случай, я хочу освободить землю от северного ветра: я должен оказать эту услугу человечеству – наступит вечная весна.

И он сделал такой сильный выпад своей длинной шпагой в направлении первого из нападающих, что, если бы тот не отскочил назад с легкостью истинного сына Эола,[46] он был бы пронзен насквозь.

К несчастью, делая этот прыжок, он смотрел на Шико, и, следовательно, не смог оглянуться назад: он соскользнул с последней ступеньки и, не в силах сохранить равновесие, со страшным шумом скатился вниз.

Это отступление послужило сигналом для трех остальных, которые исчезли в открытом перед ними или, вернее, позади них пролете с быстротою призраков, исчезающих в театральном трапе.

В то же время у последнего из них хватило времени, пока удалялись товарищи, сказать несколько слов на ухо хозяину.

– Хорошо, хорошо! – проворчал тот. – Найдется ваше платье.

– Прекрасно! Это все, что мне нужно.

– Вам его принесут.

– В добрый час. Я не желаю ходить голым, это, кажется, вполне естественно.

Ему принесли одежду, но явно порванную во многих местах.

– Ого! – сказал Шико. – На вашей лестнице порядочно гвоздей. Чертовские ветры, ей-ей! Но возвращено по-хорошему. Как я мог вас заподозрить? У вас же такое честное лицо.

Хозяин любезно улыбнулся и сказал:

– Но теперь-то, я думаю, вы опять ляжете спать?

– Нет, спасибо, я достаточно выспался.

– Что же вы будете делать?

– Вы мне, пожалуйста, одолжите фонарь, и я снова займусь чтением, – ответил так же любезно Шико.

Хозяин ничего не сказал. Он подал фонарь и ушел.

Шико снова приставил шкаф к двери и опять улегся в постель.

Ночь прошла спокойно, ветер утих, точно шпага Шико пронзила мех, в котором он был запрятан.

На заре посланец спросил свою лошадь, оплатил расходы и уехал, думая про себя:

«Увидим, что будет сегодня вечером».

Шико все утро хвалил себя за то, что он, как нам удалось убедиться, не потерял спокойствия и терпения в ночь испытаний.

«Но, – подумал он, – нельзя дважды поймать старого волка в ту же западню; значит, для меня наверняка изобретут какую-нибудь новую чертовщину: будем держаться настороже».

Следуя этим чрезвычайно осторожным соображениям, Шико совершил в течение дня путешествие, которое даже Ксенофонт[47] счел бы достойным обессмертить в своем «Отступлении десяти тысяч».

Каждое дерево, каждая неровность почвы, каждая стена служили ему наблюдательным пунктом и естественной крепостью.

По дороге он даже заключил несколько союзов, если не наступательных, то, по крайней мере, оборонительных.

Действительно, четыре бакалейщика-оптовика из Парижа, ехавшие заказывать котиньякское варенье в Орлеане и сухие фрукты в Лиможе, удостоили принять в свое общество Шико, который назвался обувщиком из Бордо, возвращающимся по окончании дел домой. А так как Шико, гасконец по происхождению, переставал говорить с акцентом только тогда, когда это было особенно необходимо, он не внушил своим спутникам никаких подозрений.

Их отряд состоял, следовательно, из пяти хозяев и четырех приказчиков бакалейных лавок. И в количественном отношении, и по своему воинскому духу он заслуживал, чтобы с ним считались, если