– Передайте от меня тысячу нежных приветов Фоссэз, сударыня. Займитесь ею, как вы мне обещали. Я еду на охоту. Может быть, я увижу вас лишь по возвращении, может быть, не увижу никогда… волки эти – звери опасные. Дайте-ка я поцелую вас, друг мой.

И он почти с нежностью поцеловал Маргариту и вышел, оставив ее ошеломленной всем, что она услышала.

Король вернулся в свой кабинет, где уже находился Шико.

Шико все еще тревожило объяснение между супругами.

– Ну как, Шико? – сказал Генрих.

– Как, сир? – переспросил Шико.

– Знаешь ты, что говорит королева?

– Нет.

– Она говорит, что твоя проклятая латынь разрушает наше семейное счастье.

– Эх, сир, – вскричал Шико, – ради бога, забудем эту латынь и на том покончим. Когда латинский текст читаешь наизусть, это совсем не то, что написать его на бумаге: первый развеется по ветру, а со вторым и огонь не справится.

– Я-то, – сказал Генрих, – о нем, черт меня побери, даже и не думаю.

– Ну и тем лучше.

– Есть у меня другие дела, поважнее.

– Ваше величество предпочитаете развлекаться, правда?

– Да, сынок, – сказал Генрих, не очень-то довольный тоном, которым Шико произнес эти несколько слов. – Да, мое величество предпочитает развлекаться.

– Простите, но, может быть, я помешал вашему величеству?

– О, сынок, – продолжал Генрих, пожимая плечами, – я уже говорил тебе, что здесь у нас не то, что в Лувре. Мы и любовью, и войной, и политикой занимаемся на глазах у всех.

Взор короля был так кроток, улыбка так ласкова, что Шико осмелел.

– Войной и политикой меньше, чем любовью, не так ли, сир?

– Должен признать, что ты прав, любезный друг: местность здесь такая красивая, лангедокские вина такие вкусные, женщины Наварры такие красавицы!

– Но, сир, – продолжал Шико, – вы, сдается мне, забываете королеву. Неужели наваррки прекраснее и любезнее, чем она? В таком случае наваррок есть с чем поздравить.

– Помилуй бог, ты прав, Шико, а я ведь просто забыл, что ты посол, представляющий короля Генриха Третьего, что Генрих Третий – брат королевы Маргариты и что в разговоре с тобой я хотя бы из приличия обязан превознести госпожу Маргариту над всеми женщинами! Но ты уж извини меня за оплошность, Шико: я ведь, сынок, к послам не привык.

В этот момент дверь открылась, и д'Обиак громким голосом доложил:

– Господин испанский посол.

Шико так и подпрыгнул в кресле, что вызвало у короля улыбку.

– Ну вот, – сказал Генрих, – внезапное опровержение моих слов, которого я совсем не ожидал. Испанский посол! Чего ему, черт возьми, от нас нужно?

– Да, – повторил Шико, – чего ему, черт возьми, нужно?

– Сейчас узнаем, – сказал Генрих, – возможно, наш испанский сосед хочет обсудить со мной какое- нибудь пограничное недоразумение.

– Я удаляюсь, – смиренно сказал Шико. – Его величество Филипп Второй,[56] наверно, направил к вам настоящего посла, а я ведь…

– Чтобы французский посол отступил перед испанским, да еще в Наварре! Помилуй бог, этого не должно быть. Открой вон тот книжный шкаф и расположись там.

– Но я даже невольно все услышу, сир.

– Ну и услышишь, черт побери, мне-то что? Я ничего не скрываю. Кстати, король, ваш повелитель, больше ничего не велел вам передать мне, господин посол?

– Нет, сир, решительно ничего.

– Ну и прекрасно, теперь тебе остается только смотреть и слушать, как делают все на свете послы. Так что в этом шкафу ты отлично выполнишь свою миссию. Смотри во все глаза и слушай обоими ушами, дорогой мой Шико.

Потом он добавил:

– Д'Обиак, скажи начальнику охраны, чтобы он ввел господина испанского посла.

Услышав это приказание, Шико поспешил залезть в шкаф, старательно опустив занавес, затканный изображением человеческих фигур.

По звонкому паркету отдавался чей-то медленный, размеренный шаг: в комнату вошел посланник его величества Филиппа II.

Когда все предварительные формальности, касающиеся этикета, были выполнены, причем Шико из своего укрытия мог убедиться, что Беарнец отлично умеет давать аудиенции, посол перешел к делу.

– Могу я без стеснения говорить с вашим величеством? – спросил он по-испански, ибо этот язык так похож на наваррское наречие, что любой гасконец или беарнец отлично его понимает.

– Можете говорить, сударь, – ответил Беарнец.

– Сир, – сказал посол, – я доставил ответ его католического величества.

«Вот как! – подумал Шико. – Если он доставил ответ, значит, были какие-то вопросы».

– По поводу чего? – спросил Генрих.

– По поводу того, с чем вы обращались к нам в прошлом месяце, сир.

– Знаете, я очень забывчив, – сказал Генрих. – Соблаговолите напомнить мне, о чем шла речь, господин посол.

– По поводу захватов, которые производят во Франции лотарингские принцы.

– Да, особенно по поводу захватов моего куманька де Гиза. Отлично! Теперь вспоминаю. Продолжайте, сударь, продолжайте.

– Сир, – сказал испанец, – хотя король, мой повелитель, и получил предложение заключить союз с Лотарингией, он счел бы союз с Наваррой более благородным и, скажем прямо, более выгодным.

– Да, будем говорить прямо.

– Я буду вполне откровенен с вашим величеством, сир, ибо намерения короля, моего повелителя, относительно вашего величества мне хорошо известны.

– Могу ли я их узнать?

– Сир, король, мой повелитель, ни в чем не откажет Наварре.

Шико припал ухом к занавеси, не преминув укусить себя за палец, чтобы проверить – не спит ли он.

– Если мне ни в чем не отказывают, – сказал Генрих, – поглядим, чего же я могу просить.

– Всего, чего угодно будет вашему величеству, сир.

– Черт возьми!

– Пусть же ваше величество выскажется прямо и откровенно.

– Помилуй бог, всего, чего угодно! Да я просто теряюсь.

– Его величество король Испании хочет, чтобы его новый союзник был доволен. Доказательством послужит предложение, которое я уполномочен сделать вашему величеству.

– Я слушаю, – сказал Генрих.

– Король Франции относится к королеве Наваррской, как к заклятому врагу. Покрывая ее позором, он тем самым отказывается считать ее сестрой, это очевидно. Оскорбления, нанесенные ей французским королем… Прошу у вашего величества прощения за то, что затрагиваю эту щекотливую тему.