– С королем Наваррским.

– Нет, сударыня, но я жду его, и, услыхав, что кто-то поворачивает ключ в замке, я даже подумала, что это он.

Получив такой ответ, свидетельствующий или о полной откровенности г-жи де Сов, или о ее поразительной способности к притворству, Екатерина, несмотря на все свое самообладание, чуть вздрогнула. Ее пухлая короткая рука сжалась в кулак.

– А все-таки ты знала, – со злобной усмешкой сказала Екатерина, – ты прекрасно знала, Карлотта, что сегодня ночью король Наваррский не придет.

– Я, сударыня? Я… знала? – воскликнула Шарлотта, блестяще разыгрывая удивление.

– Да, знала.

– Он не придет только в том случае, если он умер! – ответила молодая женщина, затрепетав при одной мысли об этом.

Твердая уверенность, что она станет жертвой страшной мести, если ее предательство откроется, заставила Шарлотту лгать так смело.

– А ты, часом, не писала королю Наваррскому, Carlotta mia? – спросила Екатерина с тем же злым и беззвучным смешком.

– Нет, – с величайшим чистосердечием отвечала Шарлотта, – мне помнится, что вы, ваше величество, не приказывали этого.

Наступило минутное молчание. Екатерина смотрела на г-жу де Сов, как смотрит змея на птичку, которую она хочет заворожить.

– Ведь ты воображаешь, что ты красива, – сказала Екатерина. – Воображаешь, что ты ловка, не так ли?

– Нет, – ответила г-жа де Сов, – я знаю только одно: вы, ваше величество, бывали очень снисходительны ко мне, когда заходил разговор о моей ловкости и красоте.

– Что ж, ты ошибалась, если так думала, а я лгала, если так говорила! – вспылила Екатерина. – Ты уродина и дура по сравнению с моей дочерью Марго.

– Это справедливо, сударыня, – сказала Шарлотта. – Я не стану этого отрицать – тем более при вас.

– Потому-то, – продолжала Екатерина, – король Наваррский и предпочел тебе мою дочь. А ведь, по- моему, это не то, чего хотела ты, и не то, о чем мы с тобой уговорились.

– Увы, сударыня! – сказала г-жа де Сов и зарыдала, на этот раз без всякого насилия над собой. – Я очень несчастна, если это так!

– А это так, – ответила Екатерина, вонзая в сердце г-жи де Сов свои колючие глаза, словно это были два кинжала.

– Но кто ж мог вам это сказать? – спросила Шарлотта.

– Сойди вниз, к королеве Наваррской, pazza,[16] и ты найдешь своего любовника у нее.

– О-о! – всхлипнула г-жа де Сов. Екатерина пожала плечами.

– А ты, чего доброго, ревнива! – заметила королева-мать.

– Кто, я? – спросила г-жа де Сов, собрав последние силы.

– Да, ты! Любопытна я видеть ревность француженки.

– Ваше величество, – отвечала г-жа де Сов, – но ведь я могла бы ревновать разве что из самолюбия! Ведь я люблю короля Наваррского только потому, что так нужно вашему величеству!

Екатерина задумчиво смотрела на г-жу де Сов.

– В конце концов, может статься, ты говоришь правду, – тихо сказала она.

– Ваше величество, вы читаете у меня в душе!

– А мне ли предана эта душа?

– Приказывайте, ваше величество, и вы убедитесь в этом!

– Хорошо, Карлотта! Но раз ты жертвуешь собой потому, что так нужно, то имей в виду: мне нужно, чтобы ты горячо любила короля Наваррского, а главное, чтобы ты была очень ревнивой, ревнивой, как итальянка.

– А как ревнуют итальянки, сударыня? – спросила – Шарлотта.

– Это я расскажу тебе после, – ответила Екатерина и, раза три кивнув головой, вышла так же медленно и молча, как вошла.

Ее глаза с расширенными зрачками, как у пантеры или кошки, сохранявшие, несмотря на это, всю глубину и ясность своего взгляда, так напугали Шарлотту, что она была не в силах и слова сказать королеве-матери; она затаила дыхание и перевела дух только когда услышала звук захлопнувшейся двери, а Дариола пришла сказать, что страшный призрак наконец исчез.

– Дариола, – сказала Шарлотта, – придвинь кресло к моей постели и посиди со мной, пожалуйста, а то я боюсь оставаться ночью одна.

Дариола исполнила ее желание, но, несмотря на общество горничной, всю ночь сидевшей около нее, несмотря на свет лампы, которую они для большего спокойствия оставили гореть, г-жа де Сов заснула лишь под утро – так долго еще гудел у нее в ушах металлический голос Екатерины.