– Верите ли вы, сын мой, в действие кабалистики и магии? – спросила флорентийка.
Карл сдержал недоверчивую, презрительную улыбку.
– Твердо верю, – ответил он.
– Так вот, это и есть источник ваших страданий, – поспешно произнесла Екатерина. – Некий враг вашего величества, не смея покуситься на вас прямо, замыслил погубить вас тайно. Против особы вашего величества он направил заговор, тем более страшный, что у него не было сообщников, и потому таинственные нити этого заговора до сих пор оставались неуловимыми.
– Честное слово, так оно и есть! – ответил Карл, возмущенный этой хитроумной ложью.
– А вы поищите получше, сын мой, – сказала Екатерина, – вспомните некоторые попытки к бегству, которое должно было обеспечить безнаказанность убийце.
– Убийце? – воскликнул Карл. – Вы говорите – убийце? Стало быть, меня пытались убить, матушка?
Екатерина лицемерно закатила сверкающие глаза под свои морщинистые веки.
– Да, сын мой. Вы, быть может, и сомневаетесь в этом, но я-то знаю наверно.
– Я никогда не сомневаюсь в том, что говорите мне вы, – язвительно произнес Король. – Каким же способом пытались меня убить? Мне это очень интересно!
– С помощью магии, сын мой.
– Объяснитесь, матушка, – сказал Карл, движимый отвращением к роли наблюдателя, которую ему приходилось играть.
– Если бы заговорщик, которого я вам назову… и которого в глубине души вы, ваше величество, уже назвали сами… если бы он, всецело полагаясь на свои батареи, и будучи уверен в успехе, успел скрыться, быть может, никто не узнал бы причину страданий вашего величества, но, к счастью, государь, вас оберегал ваш брат.
– Какой брат? – спросил Карл.
– Ваш брат Алансон.
– Ах да, верно! Я все забываю, что у меня есть брат, – с горьким смехом прошептал Карл. – Так вы говорите…
– Я говорю, что, к счастью, он раскрыл вашему величеству внешнюю сторону заговора. Но он, неопытное дитя, искал лишь следов обыкновенного заговора, только доказательств бегства молодого человека, я же искала доказательств дела, гораздо более серьезного, потому что я знаю, сколь велик ум этого преступника.
– Вот как! А ведь похоже на то, матушка, что вы говорите о короле Наваррском? – спросил Карл – ему хотелось посмотреть, до каких пределов дойдет флорентийское притворство.
Екатерина лицемерно опустила глаза.
– Если не ошибаюсь, я приказал арестовать его и отправить в Венсенн за бегство, о котором вы упомянули, – продолжал король, – а он, значит, оказался еще преступнее, чем я думал?
– Вы чувствуете, как треплет вас лихорадка? – спросила Екатерина.
– Да, конечно, – нахмурив брови, ответил Карл.
– Вы чувствуете страшный жар, который сжигает вам внутренности и сердце?
– Да, – все более мрачнея, ответил Карл.
– А острые боли а голове, которые, как стрелы, ударяют вам в глаза и через них проникают в мозг?
– Да, да! О, я прекрасно это чувствую! О-о! Вы отлично описываете мою болезнь!
– А ведь все это очень просто, – сказала флорентинка. – Смотрите…
И тут она вытащила из-под накидки какой-то предмет и подала его королю.
Это была фигурка из желтоватого воска дюймов в шесть высотой. На фигурке было платье с золотыми звездочками, а поверх платья королевская мантия, тоже сделанная из воска.
– Но при чем тут статуэтка? – спросил Карл.
– Посмотрите, что у нее на голове! – сказала Екатерина.
– Корона, – ответил Карл.
– А в сердце?
– Иголка.
– Разве вы не узнаете себя, государь?
– Себя?
– Да, себя, в короне и мантии.
– А кто сделал эту фигурку? – спросил Карл, утомленный этой комедией. – Разумеется, король Наваррский?
– Ничего подобного, государь.
– Ничего подобного?.. Тогда я вас не понимаю.
– Я говорю «нет», – возразила Екатерина, – так как вы, ваше величество, могли бы подумать, что он