– А ваш ужин, господа дворяне? – спросил мэтр Ла Юрьер.

– Ах да! – спохватился Ла Моль. – Впрочем, я, может быть, поужинаю у короля Наваррского.

– А я – у герцога де Гиза, – сказал Коконнас.

– А я, – сказал хозяин, проводив глазами дворян, зашагавших по дороге к Лувру, – почищу шлем, вставлю новый фитиль в аркебузу и наточу протазан. Мало ли что может случиться!

Дворяне спросили дорогу у первого встречного и зашагали сперва по улице Аверон, потом по улице Сен-Жер-мен-Л'Осеруа и подошли к Лувру в ту пору, когда силуэты его башен уже начинали расплываться в сумерках.

– Что с вами? – спросил Коконнас, когда Ла Моль остановился перед старинным замком, со священным трепетом разглядывая представшие его взору подъемные мосты, узкие окна и островерхие башенки.

– Право, и сам не знаю: у меня вдруг забилось сердце, – ответил Ла Моль. – Я ведь не так уж робок, но почему-то этот дворец представляется мне мрачным и, по правде говоря, страшным.

– А я, – сказал Коконнас, – не знаю отчего, на редкость весел. Вот только костюм у меня подгулял, – заметил он, оглядывая свое дорожное платье. – Да это пустяки! Зато вид бравый. Да и приказ предписывает мне быстроту исполнения. А раз я выполняю его точно, значит, буду принят хорошо.

И оба молодых человека пошли дальше, настроенные по-разному, каждый соответственно тому чувству, о котором он говорил.

Лувр охранялся строго, и, видимо, количество постов удвоили. Сначала это обстоятельство смутило путешественников. Но Коконнас, уже заметивший, что имя герцога де Гиза действует на парижан магически, подошел к одному из часовых и, упомянув это всемогущее имя, спросил, не может ли оно дать ему свободный проход в Лувр.

Это-имя, казалось, произвело обычное действие, однако часовой спросил у Коконнаса, знает ли он пароль.

Пьемонтец вынужден был сказать, что не знает.

– Тогда ступайте прочь, дорогой дворянин, – ответил часовой.

В эту минуту какой-то человек, беседовавший с офицером охраны, но слышавший просьбу Коконнаса, прервал разговор и подошел к Коконнасу.

– Што фам укотно от херцог де Гиз? – спросил он.

– Мне угодно поговорить с ним, – с улыбкой ответил Коконнас.

– Невосможно! Херцог у короля.

– Но я получил письменное приглашение в Париж.

– А-а! У фас есть письменный приклашений?

– Да, и я приехал издалека.

– А-а! Фы приехали исталека?

– Я из Пьемонта.

– Карошо, карошо! Это тругой тело. А фаш имя?

– Граф Аннибал де Коконнас.

– Карошо, карошо! Тайте фаш письм.

«Честное слово, прелюбезный человек! – сказал себе Ла Моль. – Не посчастливится ли и мне найти такого же, чтобы пройти к королю Наваррскому?».

– Так тавайте фаш письм, – продолжал немецкий дворянин, протягивая руку к Коконнасу, стоявшему в нерешительности.

– Черт побери! Я не знаю, имею ли я право… – отвечал пьемонтец, недоверчивый по своей полуитальянской природе. – Я не имею чести знать вас.

– Я Пэм, я шелофек херцога де Гиз.

– Пэм, – пробормотал Коконнас. – Такого имени я не слышал.

– Это господин Бэм, мой командир, – вмешался часовой. – Вас сбило с толку его произношение. Отдайте ему письмо, я за него ручаюсь.

– Ах, господин Бэм! – воскликнул Коконнас. – Как же мне не знать вас! Ну конечно, я имею это удовольствие! Вот мое письмо. Простите, что я колебался, но без этого нельзя, если хочешь выполнить свой долг.

– Карошо, карошо, не нато извинять сепя.

Ла Моль подошел к немцу и обратился с просьбой:

– Сударь, раз уж вы так любезны, не возьметесь ли вы передать и мое письмо, вместе с письмом моего товарища?

– Как фаш имя?

– Граф Лерак де Ла Моль.

– Граф Лерак де Ла Моль?