– В таком случае, – продолжал Генрих, – до тех пор, пока не будет доказано, что я заговорщик, а человек, находившийся у меня в комнате, мой сообщник, – этот человек невиновен.
С этими словами он повернулся к Карлу IX.
– Государь, я никуда не выйду из Лувра, – обратился к нему Генрих. – Я даже готов по одному слову вашего величества отправиться в любую государственную тюрьму, в какую вам будет угодно меня направить. Но пока не будет доказано противного, я имею право назвать себя, и я себя называю самым верным слугой, верноподданным и братом вашего величества!
И тут Генрих с таким достоинством, какого в нем доселе не замечали, поклонился Карлу и удалился.
– Браво, Анрио! – сказал Карл, когда король Наваррский вышел.
– Браво? За то, что он вас высек? – заметила Екатерина.
– А почему бы мне не аплодировать? Разве я не говорю «браво», когда мы с ним фехтуем, и он наносит мне удары? Матушка, вы напрасно так пренебрежительно отнеситесь к этому молодцу.
– Сын мой, – ответила Екатерина, – я не пренебрежительно отношусь к нему, я его боюсь.
– И это напрасно, матушка! Анрио мне друг, и, как он справедливо заметил, если бы он составлял против меня заговор, он дал бы кабану сделать свое дело.
– Да, чтобы его личный враг, герцог Анжуйский, стал французским королем? – спросила Екатерина.
– Матушка, не все ли равно, по какой причине Анрио спас мне жизнь? Он спас меня – вот что самое важное! И – смерть всем чертям! – я не позволю огорчать его. Что же касается Ла Моля, то я сам поговорю о нем с герцогом Алансонским, у которого он служит.
Этими словами Карл IX предлагал матери удалиться. Она вышла, пытаясь придать определенную форму своим смутным подозрениям.
Ла Моль, из-за своей незначительности, был непригоден для ее целей.
У себя Екатерина застала Маргариту – та ждала ее.
– А-а! Это вы, дочь моя! – сказала она. – Я посылала за вами вчера вечером.
– Я знаю, но меня не было дома.
– А утром?
– Утром я пришла сказать вашему величеству, что вы собираетесь совершить величайшую несправедливость.
– Какую?
– Вы собираетесь арестовать графа де Ла Моля?
– Вы ошибаетесь, дочь моя! Я никого не арестовываю – приказы об аресте отдает король, а не я.
– Не будем играть словами, когда речь идет о таком серьезном деле! Ла Моля арестуют, ведь так?
– Весьма вероятно.
– По обвинению в том, что сегодня ночью он находился в спальне короля Наваррского, убил двух стражников и ранил Морвеля?
– Да, его обвиняют в этом преступлении.
– Его обвиняют в этом несправедливо, – сказала Маргарита, – де Ла Моль невиновен.
– Де Ла Моль невиновен? – воскликнула Екатерина, подскочив от радости и поняв, что разговор с Маргаритой прольет свет на эти события.
– Да, невиновен! – повторила Маргарита. – И не может быть виновен, потому что он был не у короля.
– А где же он был?
– У меня, ваше величество.
– У вас?!
– Да, у меня.
За такое признание принцессы крови Екатерина должна была бы испепелить ее грозным взглядом, но она только скрестила руки на поясе.
– И если… – после минутного молчания сказала Екатерина, – если де Ла Моля арестуют и допросят…
–..он скажет, где и с кем он был, – ответила Маргарита, хотя была твердо уверена в противном.
– Если так, вы правы, дочь моя: де Ла Моля арестовать нельзя.
Маргарита вздрогнула: ей показалось, что в тоне, каким ее мать произнесла эти слова, заключался таинственный и страшный смысл, но ей нечего было сказать, ибо просьба ее была удовлетворена.
– Но если у короля был не де Ла Моль, – сказала Екатерина, – значит, там был кто-то другой? Маргарита промолчала.
– Вы не знаете, кто этот другой, дочь моя? – спросила Екатерина.
– Нет, матушка, – не очень уверенно ответила Маргарита.
– Ну, не будьте же откровенны только наполовину!