Екатерина не удержалась, тихо вскрикнула от изумления и разбудила Дариолу.

Королева-мать спряталась за полог.

Дариола открыла глаза, но, одурманенная сном, даже не пыталась выяснить причину своего пробуждения; она снова опустила отяжелевшие веки и заснула.

Екатерина вышла из-за полога и, оглядев всю комнату, заметила на столике графин с испанским вином, фрукты, сладкое печенье и два бокала. Конечно, у баронессы ужинал Генрих, очевидно, чувствовавший себя так же хорошо, как и она.

Екатерина подошла к туалетному столику и взяла серебряную коробочку, на одну треть пустую. Это была та самая коробочка или, во всяком случае, как две капли воды похожая на ту, которую она послала Шарлотте. Она взяла на кончик золотой иглы кусочек губной помады величиной с жемчужину, вернулась к себе в спальню и дала этот кусочек обезьянке, которую сегодня днем ей подарил Генрих. Животное, соблазнившись приятным запахом, жадно проглотило этот кусочек и, свернувшись клубочком, заснуло в своей корзинке. Екатерина прождала четверть часа.

«От половины того, что съела обезьянка, моя собака Брут издохла через минуту, – подумала Екатерина. – Меня провели! Неужели Рене? Нет, быть не может! Значит, Генрих! О судьба! Это понятно: раз он должен царствовать, он не может умереть!.. Но, может быть, против него бессилен только яд? Попробуем пустить в ход сталь, а там посмотрим!».

Екатерина легла спать, обдумывая новый план, который несомненно к утру уже созрел, ибо утром она позвала командира своей охраны, дала ему письмо, приказала отнести его по адресу и вручить в собственные руки того, кому оно адресовано.

Адресовано оно было командиру роты королевских петардшиков Лувье де Морвелю, улица Серизе, близ Арсенала.

Через несколько дней после описанных нами событий однажды утром в Луврском дворе появились носилки в сопровождении нескольких дворян, одетых в цвета герцога де Гиза, и королеве Наваррской доложили, что герцогиня Неверская просит оказать ей честь и принять ее.

У Маргариты была г-жа де Сов. Красавица баронесса вышла в первый раз после своей мнимой болезни. Она знала, что за время ее болезни, почти в течение недели вызывавшей столько разговоров при дворе, королева Наваррская говорила мужу, что ее очень волнует состояние г-жи де Сов, и теперь она пришла благодарить королеву.

Маргарита поздравила г-жу де Сов с выздоровлением и с тем, что она благополучно перенесла приступ странной болезни, а болезнь эту Маргарита, которая, как принцесса крови, была сведуща в медицине, считала очень опасной.

– Надеюсь, вы примете участие в большой охоте? – спросила Маргарита. – Она была уже один раз отложена, но теперь окончательно назначена на завтра. Погода для зимы мягкая. Солнце согрело землю, и все наши охотники уверяют, что день будет на редкость благоприятный для охоты.

– Не знаю, достаточно ли я окрепла для этого.

– Нет, нет, возьмите себя в руки, – сказала Маргарита. – К тому же я, как женщина воинственная, предоставила в полное распоряжение короля беарнскую лошадку, на которой должна была ехать и которая больше подойдет вам. Разве вы о ней еще не слышали?

– Слышала, государыня, но не знала, что лошадка предназначалась для вашего величества, иначе я бы ее не приняла.

– Из гордости, баронесса?

– Напротив, государыня, из скромности.

– Значит, вы поедете?

– Ваше величество, вы оказываете мне большую честь. Я поеду, раз вам так угодно.

В эту минуту доложили о герцогине Неверской. При ее имени Маргарита невольно выразила такую радость, что баронесса поняла, сколь необходимо королеве и герцогине поговорить наедине, и встала, собираясь уходить.

– Итак, до завтра! – сказала Маргарита.

– До завтра.

– Кстати, – сказала Маргарита, сделав прощальный знак рукой, – имейте в виду, баронесса, что на людях я вас ненавижу, – ведь я страшно ревнива.

– А на самом деле? – спросила г-жа де Сов.

– О, на самом деле я не только прощаю вас, но даже вам благодарна!

– В таком случае, ваше величество, разрешите… Маргарита протянула ей руку; баронесса почтительно ее поцеловала, сделала глубокий реверанс и вышла.

Пока г-жа де Сов бежала вверх по лестнице, прыгая, как козочка, сорвавшаяся с привязи, герцогиня Неверская обменялась с королевой церемонными приветствиями, чтобы дать время удалиться сопровождавшим ее дворянам.

– Жийона! Жийона! – крикнула Маргарита, когда дверь за ними затворилась, – смотри, чтобы нам никто не помешал!

– Да, да, – сказала герцогиня, – нам надо поговорить об очень серьезных делах.

С этими словами она без церемоний уселась в кресло, заняв лучшее место, поближе к солнцу и огню, уверенная, что никто не помешает одному из тех задушевных разговоров, какие были в обычае у них с королевой Наваррской.