урагана.

Силой толчка разбило нижние снасти остававшейся мачты, и она, чудовищно скрипя, накренилась и свесилась над бушпритом.

— Спускайтесь, — кричал в рупор капитан, — спускайтесь по штагам, спускайтесь! Речь идет о вашей жизни, все, кто там есть, спускайтесь!

Повиновался один Рене. Он проскользнул по верхней палубе с быстротой молнии, которая бьет в землю, чтобы мгновенно в ней исчезнуть.

В какой-то момент накренившаяся мачта закачалась, и казалось, линия ее наклона сровняется с линией горизонта, затем, поддавшись бортовой качке на корабле, рухнула в море, разбившись в куски, опутанная канатами, реями, подпорками, штагами, увлекая с собой кучку людей на ней, из которых некоторые упали на палубу и разбились, а других поглотила штормовая волна.

— Шлюпку на воду! Шлюпку на воду! — закричал капитан.

Но через мгновения все остатки мачт, снастей, даже тех, которые крепились на корабле, исчезли в штормовой пучине, бушевавшей с обеих сторон и заслонявшей собой все пространство от океана до небес.

После того как стало ясно, что людей, упавших в океан, не спасти, а к тем, которые упали на палубу, поспешили доктора, капитан протянул руку Рене, который оставался как всегда спокойным и невозмутимым, словно происшедшая катастрофа его не касалась.

Капитан спрашивал у Рене, не ранен ли тот, тут к ним подошел матрос и сообщил, что в трюме набралось четыре фута воды. Корабль был атакован таким количеством высоких волн — тех, которые у моряков принято называть большими, — что трюм наполовину оказался затоплен, прежде чем кому-либо пришла в голову идея перебраться туда.

— В других обстоятельствах это могло бы быть пустяком; но вы знаете, как не любят матросы откачивать воду, они с честью справились с такими ужасом, и сейчас им, усталым и измученным, я бы не осмелился поручить еще и это.

— Капитан, — обратился к нему Рене и протянул руку, — вы мне доверяете?

— Полностью! — последовал ответ.

— Хорошо! На нижней палубе находятся еще шестьдесят семь или шестьдесят восемь человек, которым не следует отсиживаться, пока команда спасает им жизнь. Правда, она спасает и себя. Теперь пришел черед поработать моим людям, а остальным — передохнуть. Предоставьте мне моих матросов на четыре часа; и у вас в трюме не останется ни капли воды, и мои люди в свою очередь сделают для вашей команды то же, что сделала для них команда в эти два дня.

О Рене ходили слухи, что именно он убил адмирала Нельсона. Своим поведением во время бури он приобрел популярность у английских моряков; он не мог быть простым человеком, этот убийца Нельсона, сорок лет боровшегося против Франции, бурь и, возможно, против самого Бога.

Капитан воспользовался минутой затишья, собрал на палубе всех своих людей и обратился к ним:

— Друзья мои, я собрал вас, чтобы объявить плохую новость: в трюме набралась вода от четырех до пяти футов высотой; если мы дадим и дальше прибывать воде, к утру следующего дня корабль пойдет ко дну. И, напротив, если вам будет угодно встать за насосы, у нас появится шанс спастись от новой напасти, самой грозной из всех, что нам сегодня удалось избежать.

Как и предвидел капитан Паркер, более половины команды легли на палубу и заявили, что скорее утонут вместе с судном, нежели согласятся на такую пытку: качать насосами воду из трюма. Другие продолжали безмолвно стоять, но капитану не составило труда понять: это были те матросы, которые громче и упорнее других будут сопротивляться, попробуй он настаивать.

— Дети мои, — ответил капитан, — я понимаю всю вашу усталость и еще лучше — все ваше отвращение. Вот лейтенант Рене, который признателен вам за то уважение, которое вы проявляете к нему и его товарищам все плавание, и он хочет вам кое-что предложить.

Старый матрос первый снял свою шляпу и поклонился Рене:

— Лейтенант Рене, — сказал он, — моряк без изъянов и храбр, как никто другой, послушаем, что он скажет.

Никого буря, казалось, теперь не занимала, все в один голос воскликнули:

— Выслушаем лейтенанта Рене! Да здравствует лейтенант Реле!

Рене поклонился команде со слезами на глазах, к, к великому ее изумлению, никогда доселе не слышг. вшей от Рене ни единого слова на английском, он заговорил на нем столь правильно и чисто, как мог говорить лишь житель графства Саффолк:

— Спасибо! Во время сражения мы были врагами, после сражения мы остаемся противниками, а в минуту опасности — мы братья.

Вступление было встречено отдельными возгласами.

— Вот что я вам предлагаю: вы держите на борту шестьдесят девять пленников, которые бездействовали все два дня, в течение которых вы спасали им жизни; и, несмотря на то, что в ваших самоотверженных действиях вы не задумывались о них, возможно, все время, когда бушевал шторм, вы думали только о себе, в моем лице они просят предоставить и им возможность поработать за вас.

Английские матросы слушали, но пока ничего не понимали.

— Предоставьте им свободу на четыре часа; за это время они за вас выкачают воду. За четыре часа корабль будет спасен, а мы по-братски поднимем вместе стаканы, затем все они вернутся в свое состояние пленников, довольные тем, что и вы запомните их с той стороны, с какой они вас уже никогда не забудут. Своей честью я отвечаю за них.

Англичане замерли в изумлении: никогда еще ни одной душе из них не делали подобных предложений; в этом предложении узников своим врагам было столько рыцарского благородства, что нужно было некоторое время, чтобы понять и оценить его.

Но старый капитан Паркер, который ожидал подобной реакции, обняв за шею Рене, воскликнул:

— Мои храбрые друзья, капитан Рене ручается за них, а я ручаюсь за него.

На палубе царило оживление, которого нельзя было представить в такие минуты; но в те же минуты первому помощнику капитан вполголоса уже отдавал приказ, и вскоре из люка появилась первая партия из дюжины пленников, сбитых с толку тем, что в такое время им предложили подняться на палубу. Они окинули взглядами палубу, искореженную штормом, подобно палубе «Грозного» в часы морской битвы, увидели своего лейтенанта, улыбавшегося и протягивавшего к ним руки.

— Мои дорогие друзья, — обратился к ним Рене, — вот наши храбрые товарищи, которые уже два дня противостоят буре; не нужно видеть ее, чтобы оценить всю ее силу; они спаслись, но при этом измучены… В трюме набралось пять футов воды…

— Пошли к насосам, — предложил боцман с «Грозного», — и через три часа ее не будет.

Рене перевел на английский слова своего боцмана. А в это время капитан Паркер распорядился принести бочонок джина.

— Ну что ж, друзья мои, — обратился Рене по-английски, — принимаете ли вы наше предложение?

В ответ раздались крики:

— Да, лейтенант! Да, мы принимаем!

И эти люди, всего несколько часов назад готовые пустить кровь друг друга, сейчас, обуреваемые братскими чувствами, бросились друг другу в объятия.

— Передайте своим людям, что они могут отдохнуть, — прошептал Рене капитану Паркеру. — И вы тоже последуйте их примеру. Скажите мне только, где вы собираетесь причалить, а в эти четыре часа я возьму на себя все, вплоть до ведения судна.

— Мы должны оказаться на высотах канала Святого Георга, ветер и волны приведут нас в маленький порт Корк. Поставьте запасную короткую мачту, натяните какой-нибудь парус и держите курс на Корк, между десятью и двенадцатью градусами долготы. Стакан джина, друзья мои, — продолжил капитан и сам подал экипажу пример, чокаясь стаканами с Рене.

Спустя десять минут работа закипела; победители спали, побежденные работали, а узники сами спускались к себе в темницу.

На исходе четвертого часа в трюме не осталось ни капли воды, англичане заняли на своем корабле