Офицер, видимо, тоже узнал кардинала и, еще не пристав к берегу, почтительно его приветствовал и показал ему конверт, который он вез с собой.
Руффо спустился вниз и оказался у дверей кабинета в одно время с посланным.
Тот с поклоном вручил ему пакет.
— Вашему преосвященству, — промолвил он, — от его превосходительства графа фон Турна, капитана фрегата «Минерва».
— Требуется ли ответ, сударь? — спросил кардинал.
— Нет, ваше преосвященство, — ответил офицер, И, поклонившись, он вышел.
Кардинал в некотором удивлении остался стоять с бумагою в руке. Из-за слабого зрения ему надо было зайти в кабинет за очками, чтобы прочитать письмо. Он мог бы вернуть и расспросить офицера, но тот столь очевидно спешил ретироваться, что кардинал дал ему уйти; войдя в кабинет, он надел очки и прочитал следующее:
«Рапорт его преосвященству кардиналу Руффо об аресте, осуждении и казни Франческо Караччоло».
У кардинала вырвалось восклицание, в котором было больше изумления, чем боли: ему показалось, что он неверно понял эту строку.
Он начал читать сначала, как вдруг ему пришла мысль, что тело, которое он только что видел качавшимся на рее, было трупом адмирала Караччоло.
— О! — пробормотал он, бессильно уронив руки. — До чего мы дожили, если англичане вешают наших князей прямо в неаполитанской гавани!
Через минуту он снова уселся за письменный стол и, приблизив письмо к глазам, стал читать дальше:
Ошеломленный Руффо дважды перечел последнюю фразу. Было ли это сообщение выполнением долга или попросту издевательством?
Во всяком случае, это был вызов.
Руффо усмотрел в нем оскорбление.
Ведь лишь он один в качестве главного наместника, только он, как alter ego короля, имел право решать вопрос о жизни и смерти подданных Королевства обеих Сицилии. Как же получилось, что этот незваный гость, этот чужак-англичанин в порту Неаполя, на глазах у него, кардинала, несомненно желая ему досадить, — после того как он нарушил договор о капитуляции, посредством недостойной честного солдата уловки поставив пол прицел корабельных орудий тартаны с пленниками, — обрек смерти, да еще такой позорной, неаполитанского князя, человека, превосходящего его знатностью и равного по рангу?
Кто облек этого самозванного судью такою властью?
Как бы то ни было, поскольку такие права были даны другому лицу, собственная власть его, кардинала, оказывалась недействительной.
Правда, на Искье понастроили виселиц, но он, Руффо, не имел отношения к островам. Он не отвоевывал островов, как отвоевал Неаполь: их захватили англичане. Он не заключал договоров с островами. Наконец, Спецьяле, палач Прочиды, был сицилийским судьей, которого послал король, и, следовательно, выносил приговоры законно, от имени монарха.
Но Нельсон, подданный его британского величества Георга III, — как мог он судить и приговаривать именем его сицилийского величества Фердинанда IV?
Руффо уронил голову на руки. Все эти мысли в один миг, кипя и сталкиваясь, пронеслись у него в мозгу; но, наконец, решение было принято. Он схватил перо и написал следующее письмо:
Не успело уйти в Палермо это письмо, отправленное с верным человеком, кому дано было право в случае необходимости реквизировать первую встречную лодку, чтобы добраться до Сицилии, как кардинал получил распоряжение опубликовать ноту Нельсона; в ней английский адмирал давал двадцать четыре часа республиканцам, проживающим в городе, и сорок восемь часов проживающим в окрестностях Неаполя на то, чтобы явиться с повинной и сдаться на милость короля Фердинанда.
С первого же взгляда кардинал узнал ноту, которую он однажды уже отказался печатать. Как и все выходившее из-под пера английского адмирала, этот документ был отмечен печатью грубости и