к нам, вам позволено будет здесь охотиться, а если вы не захотите к нам присоединиться, я прошу вас уйти из леса.

— Поистине, господин лесничий, уж очень самоуверенно вы говорите. Ну что ж, теперь послушайте меня. Если вы быстренько не уберетесь отсюда, я без долгих слов преподам вам урок, который научит вас думать о том, что вы говорите, а состоять этот урок, мой птенчик, будет в нескольких умело нанесенных ударах палкой.

— Ты меня побьешь?! — презрительно воскликнул Робин Гуд.

— Да, я.

— Мой милый, — сказал Робин, — не вводи меня в гнев, ибо тебе сильно не поздоровится; если ты немедленно не подчинишься моему приказу и не уйдешь из лесу, то я тебя сначала крепко проучу, а потом мы посмотрим, выдержит ли сук какого-нибудь дерева повыше вес твоего тела.

Незнакомец засмеялся:

— Побить меня, а потом повесить? Любопытно было бы, да вряд ли выйдет. Ну, давай, приступай, я жду.

— Я не утруждаю себя лично дракой на палках со всеми встречными хвастунами, милый друг, — ответил Робин, — у меня достаточно людей, чтобы сделать это за меня. Сейчас я их позову, и ты будешь разбираться с ними.

Робин Гуд поднес рог к губам и хотел затрубить изо всех сил, но тут незнакомец мгновенно наложил стрелу на лук и с яростью крикнул:

— Стойте или я убью нас!

Робин опустил рог, схватил свой лук и, необычайно проворно подскочив к незнакомцу, закричал:

— Безумец! Ты что, не видишь, с кем решил состязаться? Да прежде чем ты бы спустил стрелу, моя уже была бы в тебе, и смерть, которой ты мне грозил, сразила бы тебя. Будь благоразумен, ведь мы незнакомы, и у нас нет серьезных причин считать друг друга врагами. Лук — кровавое оружие; положи стрелу в колчан, и уж если ты желаешь сразиться на палках, пусть будет палка: я принимаю вызов.

— Хорошо, пусть будет палка, — согласился незнакомец, — и пусть тот, кто заденет голову другого, не только станет победителем, но и будет волен распоряжаться судьбой противника.

— Согласен, — ответил Робин, — но ты учел, к каким последствиям приведет твое предложение? Если я заставлю тебя просить пощады, то буду иметь право заставить тебя присоединиться к нам.

— Да.

— Прекрасно, и пусть победит сильнейший.

— Аминь! — отозвался незнакомец.

И началось состязание в ловкости. Противники щедро наносили удары, и вскоре незнакомец был весь в синяках, хотя сам не смог задеть Робина ни разу. Задыхаясь, вне себя от злости, бедный малый бросил палку.

— Стойте, — сказал он, — я падаю от усталости.

— Признаете себя побежденным? — спросил Робин.

— Нет, но признаю, что вы сильнее меня; вы привыкли драться на палках, и это дает вам слишком большое преимущество, надо по возможности уравнять шансы. Вы мечом владеете?

— Да, — ответил Робин.

— Так не угодно ли вам продолжить биться этим оружием?

— Конечно.

Они вынули мечи из ножен. Оба прекрасные бойцы, они сражались минут пятнадцать, но ни одному не удалось ранить другого.

— Стойте! — вдруг крикнул Робин.

— Устали? — спросил незнакомец, победно улыбаясь.

— Да, — искренне ответил Робин, — а кроме того, я нахожу, что поединок на мечах — штука малоприятная, палка куда лучше: удары ею чувствительны, но менее опасны; меч же вещь жестокая и грубая. И хоть я действительно устал, — добавил Робин, вглядываясь в лицо противника, наполовину скрытое надвинутой на глаза шапкой, — я запросил передышку не только поэтому. С тех пор как я тебя увидел, меня преследуют воспоминания детства, и во взгляде твоих больших голубых глаз мне чудится что- то знакомое. Твой голос напоминает мне голос одного моего друга, и сердце мое невольно потянулось к тебе; скажи мне свое имя: если ты тот, кого я люблю и жду как самого дорогого друга, тысячу раз благословен будь твой приход; но даже если ты чужестранец, я все равно тебе рад. Я буду любить тебя и ради тебя самого и ради вызванных тобою дорогих мне воспоминаний.

— Вы говорите со мной с подкупающей добротой, господин лесник, — ответил незнакомец, — но, к великому моему сожалению, я не могу выполнить вашу учтивую просьбу. Я человек не вольный и имя свое должен держать в тайне, которую из осторожности не могу открыть.

— Вам нечего меня бояться, — ответил Робин, — я и сам из тех, кого люди называют изгнанниками. Да и не способен я предать человека, доверившегося мне, и презираю тех, кто по низости души своей выдает тайну, пусть даже случайно ставшую ему известной. Так вы назовете мне свое имя?

Чужестранец, казалось, все еще колебался.

— Я буду вам другом, — с искренним видом заключил Робин.

— Согласен, — ответил незнакомец. — Меня зовут Уильям Гэмвелл.

Робин вскрикнул.

— Уилл! Уилл! Милый Красный Уилл!

— Да.

— А я, я — Робин Гуд!

— Робин! — закричал молодой человек, и они упали друг другу в объятия. — Ах, какое счастье!

Молодые люди поцеловались, а потом радостно и с трогательным удивлением стали рассматривать друг друга.

— А я еще угрожал тебе! — восклицал Уилл.

— А я и вовсе тебя не узнал! — добавлял Робин.

— А я хотел тебя убить! — улыбался Уилл.

— А я тебя побил! — со смехом продолжал Робин.

— Ба! Да я и забыл уже… Расскажи мне скорее о… Мод.

— Мод чувствует себя прекрасно.

— А она…

— Она по-прежнему очаровательна и любит тебя, Уилл, только тебя и любит; она бережет для тебя свое сердце и отдаст тебе руку. Славная девушка так тосковала из-за разлуки с тобой; ты много выстрадал, бедный мой Уилл, но если ты все еще любишь добрую и красивую Мод, ты будешь счастлив.

— Люблю ли я ее! Как ты можешь меня такое спрашивать, Робин? Да, я люблю ее, и да благословит ее Бог за то, что она меня еще не забыла! Я ни на минуту не переставал думать о ней, ее милый образ всегда был в моем сердце и придавал мне мужество и на поле битвы, и в темнице королевской тюрьмы. Она была для меня, милый Робин, моей мечтой, моей надеждой, моим будущим. Благодаря ей я сумел перенести самые жестокие лишения и самые ужасные тяготы. Бог вложил в мое сердце неистребимую веру в будущее; я был уверен, что снова увижу Мод, стану ее мужем и проведу с ней все годы, что мне еще предстоит жить.

— Ваши надежды близки к исполнению, дорогой Уилл, — сказал Робин.

— Да, я надеюсь, или, лучше сказать, питаю сладостную уверенность в этом. Чтобы доказать тебе, друг Робин, как много я думал о своей дорогой девочке, я поведаю тебе сон, который видел в Нормандии; я и сейчас его помню во всех подробностях, хотя прошел уже целый месяц. Я был в тюрьме, руки у меня были связаны, и на мне были тяжелые цепи, а Мод стояла в нескольких шагах от меня, бледная как смерть и вся в крови. Бедная девушка умоляюще протягивала ко мне руки, и ее посиневшие губы шептали какие-то жалобные слова; смысла их я уловить не мог, но понимал, что она ужасно страдает и зовет меня на помощь. Я уже сказал тебе, что на мне были оковы; я стал кататься по земле и от бессилия грызть железные цепи на руках — одним словом, прилагал нечеловеческие усилия, чтобы добраться до Мод. Вдруг сковавшие меня цепи распались, я вскочил на ноги, подбежал к Мод и, прижав ее окровавленное тело к своей груди, покрыл пламенными поцелуями ее мертвенно-бледные щеки, и мало-помалу кровь,