Даже этот голос не вызвал у него никаких эмоций. Он стоял, покачиваясь, а Бука открыл дверь, выглянул наружу и мотнул ему головой. Павел попытался поставить одну ногу перед другой, но ничего не получилось. Бука взял его под руку и поднял легко, как ребенка; он пошире раскрыл дверь ногой и быстро вышел. Павел почувствовал, как к нему возвращается присутствие духа. Практически без участия разума его рука пошарила в рясе, ища медальон, который всегда существовал только в семи экземплярах. Медальона не было. Девушка сорвала его. Эта утрата была лишь внешним признаком того, что он и так уже чувствовал в глубине души, – он больше не был Хранителем. Он больше не достоин быть Хранителем. Павел мог описать аббату Мартину внешность девушки и как до нее добраться, и аббат Мартин сумел бы послать двух других Хранителей, чтобы они довели до конца задание. Но его, Павла, уже взвесили и нашли чересчур легковесным.

Бука осторожно прикрыл за собой дверь, прижал ее поплотнее и стал спускаться по лестнице в коридоре для прислуги. Голова Павла безвольно качалась, коридор казался ему раскачивающейся дырой с двоящимися контурами предметов. Неожиданно его взгляд наткнулся на нечто, заставившее его мозг сфокусироваться.

Лампа, которую он захватил с собой и оставил возле входа в комнату Агнесс Вигант, упала и откатилась в сторону, остановившись только у того места, где коридор заворачивал. Там она и осталась лежать, жир из нее вытек а огонь перекинулся с фитиля на образовавшуюся лужу. Маленькие голубые язычки пламени уже облизывали обшивку стен. Если бы в комнате Агнесс Вигант во время драки не потухли почти все свечи, а задымленный воздух не выходил бы наружу, то сейчас уже, наверное, можно было бы уловить запах горящего дерева.

Несмотря ни на что, Господь не оставил его и дал ему еще один шанс.

Бука завернул за угол, совершенно ничего вокруг не замечая. Когда он открыл дверь черного хода и вышел в уже почти окончательно сгустившиеся сумерки, Павел жадно вдохнул свежий ночной воздух. Затем он попросил Буку остановиться и опустить его на землю. Он бы с радостью заснул от усталости, но у него еще оставались дела. Он наклонил голову Буки поближе к своему лицу, приготовился к тому, чтобы в очередной раз соврать своему другу, и прошептал свою просьбу ему на ухо.

Киприан и Андрей ошеломленно смотрели на языки огня, полыхающие над крышами домов на Королевской дороге. Затем Киприан побежал. Андрей, спотыкаясь, последовал за ним, прижимая к груди ребенка.

Маленькая площадка с колодцем в центре уже наполнялась зеваками. Они находились в той степени ужаса, которая охватывает людей при виде несправедливости происходящего, обычно приключающейся с другими и никогда, ни при каких обстоятельствах не могущей затронуть их самих. Они стояли – одни в ночном белье, другие полностью одетые – и, открыв рты, таращились на вихри искр, поднимавшиеся над наполовину обрушившейся крышей. Киприан ворвался в толпу, как взбешенный ландскнехт, схватил первого попавшегося человека – толстого мужчину с кувшином вина в руке, на щеках которого еще блестел жир только что съеденного ужина, – и заорал ему:

__ Стража! Позови стражу!

Понял мужчина или нет, в любом случае его рассудок наконец включился, он развернулся и побежал прочь, по направлению к Пражскому мосту. Киприан пробился сквозь редкую толпу и указал на колодец.

– Ведра! Тащите ведра!

На какое-то мгновение он растерялся, увидев разломанную, согнутую и наполовину вырванную из земли нарядную ограду. Но затем принялся толкать и тянуть людей, требуя выполнять его приказ. Очень медленно к ним стало приходить осознание происходящего, того, что горит дом их соседа и еще немного – и запылает пожар, способный уничтожить целый квартал, и их дома в том числе. Зазвучали крики, суетливо забегали люди, стремясь принести из дому как можно больше емкостей для воды. На Андрея все наталкивались и в результате отпихнули его в сторону. Он, как мог, защищал ребенка, закрывая его руками и прижимая к себе. Неожиданно рядом с ним оказался Киприан.

– Пусть все передают ведра по цепочке! – заорал он прямо в ухо Андрею.

Тот что-то беспомощно пролепетал и приподнял младенца, но Киприан уже бежал ко входу в горящее здание. в Андрее тоже проснулись наконец инстинкты городского жителя, боящегося пожара куда больше, нежели нападения вражеской армии. Он подскочил к какой-то женщине, одетой, как служанка, и со смесью восхищения и ужаса глазеющей на огонь, мечущийся над крышей.

– Забери ребенка! – проревел он ей. Она вздрогнула. – Забери ребенка!

Вацлав орал тонким голоском. Женщина испуганно протянула к нему руки. Андрей сунул ей сверток и оттолкнул ее в сторону. Он толкал ее до тех пор, пока она не очнулась и сама не пошла прочь.

– Вот здесь и стой! – прокричал он.

Она кивнула, глядя на него широко раскрытыми глазами. Андрей отбросил в сторону остатки ограды и принялся поднимать ведро. Цепь была холодной и ржавой и врезалась ему в ладони.

Киприан принялся дергать за стальные детали, прижатые к дверям парадного и черного ходов и вкопанные в землю. Двери открывались наружу; эти части разломанной ограды замуровали обитателей дома. Киприан тяжело дышал и сдирал ладони в кровь. Если ему нужны были доказательства того, что пожар начался в результате поджога, то подобная блокировка дверей была достаточно красноречивой; однако мысли его шли совершенно в другом направлении. Он услышал свой собственный голос, кричащий: «Агнесс! Агнесс!» Девушка была всем, что интересовало его в тот момент. Где начался пожар? На первом этаже? А крыша уже охвачена пламенем? Он стонал и работал дальше, колотил ногами в дверь, дергал за решетку на окнах.

Неожиданно к нему присоединился какой-то человек, который просунул между прутьями решетки длинную жердь; они разом навалились на нее и воспользовались ею как рычагом, чтобы убрать железные подпорки от дверей главного входа и освободить дорогу в здание. Струя холодной воды окатила Киприана и его помощника. Оба резко обернулись – за ними, вытаращив глаза, стоял мужчина в одной ночной рубашке, держа в руках опустевшее кожаное ведро. За сотую долю секунды Киприан охватил взглядом все происходящее возле дома: соседей, бегущих к колодцу со всех сторон; Андрея, рвущего цепь, как безумный, чтобы побыстрее достать ведро с водой, и при этом кричащего какой-то женщине рядом с ним: «Как он?! Как он?!»; стражей, сбросивших свои шлемы, бегающих в толпе, пытающихся внести хоть какой-то порядок в этот хаос; лихорадочный набат колокола на Староместской сторожевой башне; мужчину с кожаным ведром, в панике вылившего воду на них. Затем они вместе с помощником схватились за дверную ручку, рванули ее и услышали, как разлетаются щепки, когда из пазов повылетали замки. Дверь распахнулась, и на них тут же свалилось чье-то тело. Густой черный дым вырвался наружу, как залп из орудий, забил глаза, нос и рот Киприана, вышиб у него из легких воздух. Тело свалилось на землю между ними. Целую секунду Киприан смотрел в глаза своему помощнику, и только потом узнал сменившегося начальника стражи у Староместских ворот Карлова моста. Они разом наклонились и оттащили упавшего в сторону. Он хватал ртом воздух и судорожно кашлял, согнувшись пополам. К ним подбежали еще двое стражей, оба с кожаными ведрами, и вылили воду на потерпевшего, как только на нем начала тлеть одежда. Он принялся отчаянно отплевываться и отмахиваться от них. Это оказался Себастьян Вилфинг-младший.

Киприан заметил, что уже успел оттолкнуть стражей и поднять Себастьяна за воротник, только когда услышал собственный рев:

– Где Агнесс? Где все остальные?

Себастьян размахивал руками, кашлял и плевался. Киприан хорошенько потряс его.

– Где Агнесс?

Себастьян открыл рот и прокаркал:

– На помощь!

Киприан задержал дыхание. Неожиданно запачканное копотью лицо его соперника превратилось в огненную гримасу, и сознание Киприана захлестнула ударная волна слезой ярости. Он сильно размахнулся и выкрикнул что-то нечленораздельное. Когда он уже собирался ударите, ему кто-то помешал. Он в бешенстве развернулся и оттолкнул от себя начальника стражи, пытавшегося удержать его. Мужчина покачнулся и упал на спину. Сосед с кожаные ведром снова подошел к ним и опрокинул его прямо на начальника стражи.

– Не знаю, – невнятно произнес Себастьян. – Наверху?…сбежал вниз… все в дыму… – Он согнулся