громко, будто закричал осел.

Оба Хранителя прервали движение на полпути и замерли. Через несколько мгновений, за которые они успели облиться потом, стало ясно, что никто не бежит проверять, что происходит. И все же…

Павел вздрогнул и покачал головой. То, что Буке удастся подняться по лестнице до самого верха и при этом не разбудить весь дом, совершенно исключалось. Но это также решало дилемму, чем заняться Буке, пока Павел будет доводить их миссию до конца и убивать намеченную жертву. То, что Павел уже убил и слугу, и Катьку, Бука не знал, а Павел ни до того, ни после не касался этой темы. Но с главной жертвой дело обстояло несколько иначе… и Павел сразу же понял, что, если Бука станет свидетелем происходящего, он может помешать выполнению миссии.

– Останься внизу, – прошептал он гиганту на ухо. – Ты должен следить за тем, чтобы дверь оставалась открытой, иначе путь к бегству будет для нас отрезан.

После недолгих размышлений Бука кивнул. Он медленно перенес свой вес на ту ногу, которая оставалась стоять на полу, вызвав стон лестницы. Затем сделал шаг назад и прислонился к стене возле самого черного хода.

Павел отвернулся и осторожно двинулся наверх. На лестничной клетке стояло нечто вроде фонаря, а в нем горела керосиновая лампа. Павел взял ее, даже не задумываясь, зачем он это сделал. Он считал шаги, пока не дошел до двери, за которой, по его расчетам, находилась жертва, но еще раньше угадал, какая ему нужна: та, из-под которой пробивался свет. Снаружи они видели, как в комнате задергивали тяжелые темные шторы, и он еще тогда понадеялся, что обитательница комнаты ляжет спать. Очевидно, он обманулся. Занавеси необходимо было задернуть, чтобы они защитили ее от случайных взглядов с улицы, но ведь здесь еще и свет горел…

Павел стиснул зубы. Из комнаты не доносилось ни единого звука. Медленно-медленно он потянулся к дверной ручке, приоткрыв рот и высунув наружу язык, сам того не замечая. Ручка была холодной и шершавой. Он так медленно нажал на нее, что от напряжения у него заболели мышцы. Дверь открылась с небольшим толчком. Засиял свет, и Павел осторожно протиснулся в образовавшуюся щель. Наконец он смог заглянуть внутрь.

Он увидел стол, очевидно, раньше служивший обеденным, но здесь, наверху, превращенный в письменный; за ним сидела женщина и что-то писала. Павел услышал, как ее перо скрипит и царапает бумагу. Она подняла глаза, и Павел увидел ее лицо в полупрофиль: это была молодая женщина. Они достигли цели.

«Ты еще можешь дать задний ход, – произнес голос внутри него. – Ты не должен класть себе на душу камень очередного убийства».

Павел проигнорировал этот голос: он должен был выполнить свое задание. Аббат Мартин подарил ему свое доверие, позволил поступить на службу Хранителем, сделал его предводителем небольшого отряда и возложил на него ответственность за выполнение данной миссии. И он не разочарует хозяина.

Юноша внезапно понял, что уже наполовину протиснулся в комнату; для этого ему не пришлось шире отворять дверь – таким худым было его тело. Павел осторожно переместил одну ногу вперед. Теперь нужно было так быстро подскочить к ней, чтобы она не успела закричать. Как только он заткнет ей рот, он победил. Вторую руку надо будет положить ей на горло и сдавить его; и больше из него не вырвется ни единого звука… Аббат Мартин как-то сказал ему, что смерть через удушение – это милость, которую снисходительный судья оказывает осужденному еретику на костре. Павел, дарующий милость…

Как сквозь сон он увидел, что из ее прически выбился тонкий локон и защекотал ее по щеке. Сквозняк из приоткрытой двери! Она подняла руку и провела ею по щеке, затем раздраженно обернулась. Глаза ее расширились.

Правая рука Павла легла на ее рот, а левая – на горло.

С этого момента все пошло наперекосяк.

Киприан приблизился к Староместским воротам Карлова моста, ведущим от Малой страны, где находилась резиденция епископа Мельхиора, предоставленная к его услугам. Скорее по привычке он бросил взгляд на посыпанную гравием набережную, идущую вдоль городских стен вокруг Старого места по берегу Влтавы. С последнего серьезного наводнения прошло достаточно времени, чтобы убрать с нее мусор, ветви деревьев и никуда не годные обломки плотов и лодок – во все времена излюбленный строительный материал тех, кто жил у городских стен и использовал то, от чего отказывался город. Перед кучами мусора горели огни и двигались неясные тени. Дым от сырых дров смешивался с запахом рыбы, которую уже не следовало жарить, и шел к Пражскому мосту и Киприану.

Через несколько минут городские ворота будут закрыты, а вместе с ними и внутри города: таким образом, пройти от Малой страны к Старому месту через ворота станет невозможно. На улицах уже почти не осталось людей; лишь в арках стояли небольшие группки стражей. Киприан мог заглянуть через открытые створки Староместских ворот Карлова моста на Королевскую дорогу. И хотя карман ему жгло сообщение от дяди, он не двигался с места: одинокая фигура пробравшаяся через поселение бездомных и сейчас медленно приближавшаяся к свету моста, показалась ему знакомой, и что-то в ее походке заставило его задержаться. Во время своего заточения в тюрьме он видел людей, ходивших точно так же: они возвращались с допросов, где вопреки ожиданиям никто не подвергал их пыткам, и потому в их запинающейся походке отражалось как неверие в удачу, так и безумная надежда на то, что все еще может наладиться. Когда фигура приблизилась к освещению Староместских ворот Карлова моста, Киприан увидел, что лента, державшая ее длинные волосы, распустилась и они теперь казались растрепанной гривой. Киприан почувствовал резкий укол боли. У него возникло ощущение, что он уже когда-то был знаком с этим человеком. Тут свет упал под другим углом, и гнетущее чувство узнавания исчезло.

Андрей фон Лангенфель – а это был он – отвернулся и полез вверх по склону, ведущему к Староместской площади. Он исчез под укреплениями перед воротами, несколько секунд спустя снова появился, уже перед аркой ворот, освещенный масляными светильниками в проходе и сопровождаемый подозрительными взглядами стражей. Киприан заметил, что Андрей прижимает к себе какой-то сверток. Они встретились на отрезке дороги перед проходом ворот.

– А что это вы здесь делаете? – поинтересовался было Киприан, но взглянул в глаза Андрею и осекся.

По лицу юноши пробежала какая-то тень, и его взгляд сфокусировался.

– Ах, – глухо произнес он. – Это вы, Киприан.

– Вам нехорошо?

– Да нет… э-э… нет.

Андрей смотрел куда-то через плечо Киприана, и тот уловил неприкрытое желание собеседника остаться в одиночестве. Он уже почти отошел в сторону, но Андрей породил на оживший труп, и Киприан просто не смог заставить себя дать ему пройти.

– С чем это вы тут гуляете? Ворота сейчас закроют. Если у вас есть еще какие-то дела, вам надо бы поторопиться.

– Да… э… я знаю. Э… всего доброго.

«Оставь меня в покое», – говорил жест, с которым Андрей хотел прошмыгнуть мимо Киприана. «Да спроси же меня!» – умоляли огромные глаза на бледном лице. Но Киприан не успел задать вопрос.

– Эй, вы там! Убирайтесь с моста! Мы запираем ворота! – Начальник стражи Староместских ворот Карлова моста, широко расставив ноги, стоял на мосту и махал им рукой. – Поторопитесь, если не хотите провести ночь на улице!

Андрей помчался назад. Хлопок за спиной Киприана сказал ему, что ворота в Малую страну уже закрыты. Андрей снова резко обернулся.

– Нет, черт побери! – пропыхтел он.

Сверток в его руках приглушенно пискнул. Андрей уставился на него, а затем поспешно дернул за край ткани. Резкие звуки усилились.

– И чей это ребенок? – спросил Киприан.

– Убирайтесь с моста, черт побери!

– Идемте со мной, – заявил Киприан и схватил Андрея за руку.

Он потащил его к проходу ворот. Одна створка уже была закрыта, а вторая со скрипом